— А по-моему, мы начали уже, — сказал Новиков и обвел взглядом комсомольцев.
Так и остались не у дел и ярко освещенная сцена, и стол, накрытый скатертью, и графин, ожидающий жаждущих ораторов.
— Так вот о критике, — снова заговорил Новиков. — Я тут частицу застал. Как же надо понимать? Критика это или склока? Ну, вот ты, Ксюша, как думаешь?
Все обернулись к девушке. Она застеснялась, зарумянилась, но ответила довольно бойко:
— По-моему, Алла правильно. Никто ей не помогает, а спрашивать, так все.
Ее поддержала Варя:
— Если б, Илья Захарович, у нас работа велась по-настоящему, так, может быть, и Лаврика к водке не тянуло.
Олег оборвал ее резко:
— А как ты понимаешь «по-настоящему»?
Варя прищурила красивые глаза.
— А ты думаешь, кроме тебя, никто и понимать не может? — И неожиданно вспылила: — Да если хочешь знать, ты сам в книги зарылся, людей не видишь и не понимаешь. Вот, что я думаю.
Тут случилось то, чего я не ожидал. Зашумели, заговорили все сразу и даже те, кто обычно отмалчивался на собраниях. Гневные резкие возгласы полетели в лицо Олегу:
— Вот именно — зарылся!
— Высоко ставить себя стал.
— Что ты сделал, чтобы Лаврика спасти? Что?
— «Очистили» свои ряды, а про человека забыли.
— Ты его и за человека не считал.
— Требовать только умеешь, а сам ни во что не вникаешь!
Олег растерялся только в первый момент, но тотчас же оправился и начал очень твердо и логично объяснять, что работа велась и мероприятия все проводились, по отношению к Лаврику все необходимое было сделано.
— Поведение Лаврентия не раз обсуждалось…
— А в результате? — спросил Новиков.
Олег замолчал, опустил голову.
— Кинули парня одного. Вот и погиб, — вздохнул Костя.
— Исключили мы его, может быть, и правильно. Отталкивать от себя нельзя было, — сказал я.
От страстного тона перешли к тихим репликам, воспоминаниям, раздумьям. Об Олеге словно забыли. Он сидел, как пришибленный, будто внезапно ставший чужим всем.
Разговор шел о Лаврике. Вспомнили все — и плохое, и хорошее: и то, как он избил Татьяну, и как рисовал свою картину, и как явился к Наде на новогодний вечер. Припомнили и о том, как он пришел ночью на ток.
— Подло мы тогда поступили, — проговорила Алла.
— Да ты б уж прямо сказала: «Олег подло поступил». Чего юлишь? — с горечью заметил Олег.
— Да, тогда ты неправильно повел себя. И мы тоже, — вмешался я. — Помнишь, смеялся: «На доску почета его». Тебе казалось, что он просто оригинальничает. И сейчас неправильно ведешь себя — не хочешь признать свою ошибку.
— Может быть, — нехотя согласился Олег.
Новиков вставил:
— А знаете, возможно, если б вы поняли его тогда, задумались, что происходит с ним, то не было бы этой смерти.
— Зря обижаешься, Олег, — сказал я.
— Я и не думаю, — проговорил он, хотя весь его вид показывал, что он обижен.
Наступил момент, когда все выговорились, примолкли. Новиков открыл дверцу печи, кинул полено на угли. Улыбаясь одними морщинками у глаз, заговорил, не повышая голоса, и комсомольцы невольно подвинулись к нему поближе. Начал он, словно думая вслух:
— Сидел я, слушал вас и порадовался — хорошие вы парни и девчата и отношение у вас к тому, что случилось, правильное. И хорошо, что умеете говорить откровенно, прямо. Получилось у вас то, что получается, когда работа с людьми поставлена плохо, — каждый виноват немного, а в результате погиб человек. Некоторые говорят: «Водка виновата». Нет, не водка, а мы. Лаврентий и сам пил и Андрея Окоемова спаивал, мы что? Ну, беседовали, убеждали и ничего не добились. Победила водка, а не мы. Можно теперь обвинять и Аллу, и Олега. И они виноваты, это ясно. Но не они одни. Виноват коллектив и в том числе и я сам, вместе с вами…
— Илья Захарович! — прервала его Алла. — Освободите меня от работы. Не умею я.
Новиков задумался.
— Как вы, ребята? Может быть, и правда надо подобрать другого товарища?
Стали обсуждать, кто годится для этой работы.
Олег сидел безучастный ко всему и крепкими белыми зубами рассеянно покусывал ленточку бересты, которую держал в пальцах.
— Тут Олег сам напрашивается в заведующие, — со смехом напомнила Алла.
— А что? — серьезно поддержал ее Новиков. — У него неплохо могло бы получиться. — Помедлил. — Если только он осознает, что главное — это работа с людьми, что за каждого человека мы обязаны бороться, как за брата родного. А не просто проводить мероприятия.
Олег поморщился словно от боли.
— Предположим, сменим Аллу, — опять заговорил Новиков. — А потом что?