Пока в публике приглушенными голосами обсуждали эти забавные перспективы, шериф сравнял счет, сделав исход партии и вовсе не предсказуемым. Теперь у юнца оставалось всего пять ударов, и уложить ими два победных шара мог либо большой мастер, либо сама госпожа удача, так как бильярд не карты и никакой мошенник не в состоянии сделать себе подставку на глазах у полусотни зрителей. Теперь никто из них уже не шептал и не гудел; над столом висела такая тишина, что дон Росендо отчетливо различал мягкое шорканье мела по кожаному пятачку на конце кия и щелканье шерифовых зубов, нервно обкусывающих свисающий кончик уса.
Удар!.. Юнец промахнулся, и откатившийся шар встал как раз против средней лузы. Она словно манила его к себе, и шерифу оставалось лишь слегка коснуться бойком костяного бока, чтобы сетка под лузой дрогнула и набрякла подобно рыбацкому сачку, подставленному под упругое тело форели. Теперь на поле оставалось всего три шара, и после каждого удара они составляли весьма далекие от удачного завершения партии комбинации. Удары и промахи сопровождались теперь трепетными вздохами полусотни легких и согласным счетом полусотни губ, пересохших от волнения и жажды.
— Четыре!.. Три!.. Два!.. — густо выдыхала толпа, напирая на игроков и чуть ли не наваливаясь на их согнутые плечи небритыми подбородками.
В толчее кто-то вонзил свой острый локоть между лопаток дона Росендо и так перегнул молодого сеньора в талии, что его лицо оказалось на уровне борта, а глаза вдруг совершенно по-новому увидели расположение трех оставшихся шаров. Юный противник шерифа находился по другую сторону бильярдного стола и, присев на корточки, примеривался к удару, который должен был решить судьбу несчастного соверена. Юнец был невысок, и во все время игры дон Росендо так и не смог как следует разглядеть его лицо, прикрытое широкими полями сомбреро. Но тут их взгляды вдруг встретились, и если бы не лихо подкрученные усы и слегка подмалеванные брови, дон Росендо мог бы поклясться, что сделал ставку на собственную сестру. В следующий миг юное лицо дрогнуло от озорной улыбки, ус на губе опасно затрепетал, и юнец так прижал его указательным пальцем, что у дона Росендо исчезли пот следние сомнения: перед ним была Касильда, и она подавала ему знак молчать.
«Если знак заметят и Касильда к тому же одним ударом уложит в лузы два шара, нам несдобровать!» — молнией мелькнуло в голове дона Росендо. И вдруг он ясно увидел, что расположение шаров таково, что если выбрать верный угол удара и стукнуть не слишком сильно, то после двух касаний и ударов о борта все три шара лягут в предназначенные для них лузы. А Касильда была мастером, и когда она высмотрела точный шар, все вдруг каким-то чутьем поняли, что партия завершится именно тринадцатым ударом.
Но каким! Кий метнулся, как гремучая змея, после чего шары на поле стали раскатываться в разные стороны так, словно каждый из них вдруг сделался живым организмом, самостоятельно находящим свой путь в сетку бильярдной лузы.
— Раз!.. — согласно выдохнула толпа, когда первый шар провалился в боковую ямку.
— Два! — торжествующе произнес дон Росендо, когда угловая сетка дрогнула и вытянулась под тяжестью второго шара.
Но на этом представление не окончилось. Третий и единственный шар все еще катался по вытертому зеленому сукну, тыкаясь в борта подобно слепому щенку, отыскивающему материнский сосок. Впрочем, его путь в лузу скорее напоминал скатывание муравья на дно песчаной воронки, вырытой на его пути муравьиным львом. Публика замерла, словно завороженная неким магическим зрелищем, и все взгляды устремились на шар с такой силой, что если бы даже кий не прикоснулся к нему, он бы все равно упал в лузу под действием этой силы. И шар упал, оставив бильярдный стол чистым и пустым, как горное плато, вылизанное ветром. Сетка под лузой дрогнула, но никто даже не шелохнулся, чтобы вынуть шар и положить его на полку. Над столом повисла тишина, какая бывает в предгрозовом воздухе за миг до первого удара грома. И гром грянул!
— Они сговорились! — раздался вдруг чей-то негромкий, нарочито спокойный голос.
— Это не покер, Алонсо, — возразил кто-то, — здесь не сблефуешь!
— Они сговорились, — с твердой уверенностью повторил невидимый Алонсо.
И это мнение возобладало; в толпе стал нарастать угрожающий гул, и когда дон Росендо поднял голову, ему в лоб уперлись полсотни враждебных взглядов. Кто-то попытался призвать шерифа, дабы тот предупредил самосуд, но его тут же заткнули, вполне авторитетно возразив, что такое дело трудно будет подвести под статью закона, а потому надо покончить с мошенниками на месте. Обыгранный шериф не стал вмешиваться в этот спор, тем самым не только приняв сторону большинства, но и заранее отдав дона Росендо и Касильду на публичную расправу. Формы предлагались разные: кто-то требовал выволочь мошенников на улицу и побить камнями, кто-то визжал, что их надо вздернуть, а один злобный голос яростно настаивал на том, чтобы привязать их к лошадиным хвостам и отдать на растерзание дорожным камням и кактусам, в изобилии покрывавшим бугристые обочины.
Таким образом выходило, что участь дона Росендо и Касильды решалась как бы без всякого сопротивления с их стороны. Да и в самом деле соотношение сил было настолько очевидно, что когда оба приговоренных неожиданно вскочили на бильярдный стол и, встав спина к спине, со свистом обнажили сверкающие шпаги, это вызвало в публике лишь издевательские смешки.
— Можете подавиться моим совереном, подонки! — высокомерно бросил дон Росендо, отбив первый выпад и ногой отбросив в толпу выскочивший из чей-то руки нож.
— Не беспокойся, мы пропьем его на твоих поминках! — прогудел густой бас за его спиной.
Затем там послышался быстрый напористый звон клинков, но, когда дон Росендо обернулся, нападавшие уже отхлынули от Касильды, оставив на полу перед бильярдом чье-то бездыханное тело. На миг это как будто отрезвило толпу, но мгновенный страх тут же сменился таким приступом ярости, что дону Росендо и его сестре пришлось изрядно поработать шпагами, чтобы вновь оттеснить нападавших на почтительное расстояние.
Устоять против следующего натиска было уже сложнее, так как задние ряды стали метать ножи, вскоре густо утыкавшие закопченные потолочные балки над головами обороняющихся. Куртка дона Росендо уже была прорвана в нескольких местах, поля шляпы лохмотьями свисали на лоб и глаза, а Касильде с трудом удавалось придерживать на губе отпадающий ус. Но даже при таком упорном сопротивлении исход схватки был предрешен заранее, и, дабы ускорить его, кто-то уже притащил лассо, вскочил на один из пустующих столов и, покачиваясь на полусогнутых ногах, стал примериваться к броску.
Толпа расступилась, но в тот миг, когда лассо стало со свистом разматываться в воздухе, на его пути вдруг возник человек в черной маске. Он резким движением перехватил волосяную петлю и, рывком сдернув со стола ее метателя, приставил к его горлу острие шпаги.
— Зорро!.. Зорро!.. — раздались со всех сторон как гневные, так и восхищенные возгласы.
— Да, это я! — глухо отозвался незнакомец, ногой перевернув лежащего на полу человека и зигзагом вспоров куртку на его спине.
— Я думаю, что на этот раз ты плохо рассчитал свои силы, — послышался голос шерифа, решительно расталкивающего плечами рокочущую толпу.
— Да уж получше, чем ты и вся эта сволочь, готовая растерзать двух ни в чем не повинных чужаков! — усмехнулся Зорро, отступая к стене и легким кивком как бы вызывая шерифа на поединок.
— Они по сговору чуть не обчистили наши карманы, — глухо зароптала толпа.
— Выходит, вся вина их в том, что они оказались смелее и смышленее всех вас, вместе взятых? — съехидничала «маска», мерцающим серебристым диском крутнув перед собой шпагу.