Мстислав прокашлялся, пытаясь скрыть неудовольствие этим фактом.
Пекки — единственный, кто занимался расследованием, сделал вид, что для их мест в порядке вещей находить труп туристки, которая, находясь в незнакомом месте, посреди ночи отправляется гулять, где ее душит какой-то ненормальный и оставляет мирно лежать на самом видном месте на поляне. Чудаковато, но не смертельно. Пекки вообще было сложно удивить. Особенно, когда речь заходила о чужаках.
А об убитом мужчине Мстислав вообще чуть ли не случайно узнал. Ему сразу не сообщили, потому что он со своими ребятами был занят железнодорожными работами и возвращался домой нечасто, из-за этого и сам не почувствовал беды. Ему показали только вторую убитую тогда, когда начальник участка пришёл к выводу, что происходит что-то подозрительное, и ненароком упомянул первый труп.
А через два дня из города приехал Хрещин и попросил Мстислава об услуге. Он был знаком с его отцом и подозревал, что община — это нечто большее, чем просто сельские жители, проживающие подле одного озера и поддерживающие друг друга. Тогда же он предложил ему в помощь сыщика из столицы, но Вяземский настоял, что разберётся быстрее самостоятельно. Да и речи быть не могло о том, чтобы приезжие ходили по их земле, что-то вынюхивая и выкапывая. Община села не одобрила даже его расследование, что уж говорить о большем.
— Мне необходимы деньги для участка и нашего судмедэксперта, которые работают сейчас сверхурочно. И это не обсуждается, — тихо, но вкрадчиво подчеркнул Мстислав, заметив, как вскинулся градоначальник.
Тот стушевался и отвёл взгляд кивая.
— Хорошо.
— Я вернусь, как только найду убийцу и надеюсь, что проблема с финансированием решится, иначе я окончательно прикрою вашу туристическую лавочку, — спокойно заключил он, а затем поднялся и собрался уходить, полагая, что сказанного будет достаточно.
Но градоначальник, смущённый из-за своей покладистой реакции, возмущённо вскричал:
— Ты это не решаешь, Мстислав! Твоя семья больше здесь не заправляет.
Вяземский задумчиво воззрился на градоначальника сверху вниз, не понимая, как тот за столько времени ещё не сообразил.
— Если я захочу, то заберу у вас всё, — просто сказал он.
Лицо градоначальника стало багроветь от гнева.
— Но я этого не хочу, — сдержанно продолжил он, немного слукавив на этом моменте.
Вяземский, возможно, и рискнул бы, если бы не предсказание вещуньи. Угораздило же его с ней связаться.
— Вместо этого я в любой момент могу отозвать своих ребят и тогда ни добычи диабаза, ни малинового кварцита, ни срочных просьб комиссии и лично ваших, ни рабочих рук, которые способны на гораздо большее, чем обычные люди. Вы потеряете тех, благодаря кому озолотились.
— Но именно я увидел нечто большее в этой земле, а не ты! Когда я сюда прибыл, то это было обычное захолустье! — задушенным голосом воскликнул Статцкий с трясущимися от злобы руками.
— Ваша правда, — согласился Вяземский. — И моя ошибка. Но больше я её не допущу и обкрадывать моих людей тоже не позволю. Давайте не будет создавать друг другу лишних проблем.
Градоначальник оттянул туго натянутый галстук, который Вяземский воспринимал только лишь в качестве удавки. Он с неприязнью вспомнил момент, когда Марта вынудила надеть его.
— Ты прав, Мстислав, прости меня за резкость, — смог-таки выдавить улыбку он, вытирая рукой вспотевший лоб. — Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы удовлетворить твою просьбу.
Вяземский вновь кивнул и резюмировал:
— А если надо, то даже большее. Не провожайте.
С этими словами он покинул кабинет, тут же подметив суетный вид Льва.
— Когда в следующий раз решишь пошпионить, то сначала убедись, что никто из присутствующих не обладает чутким слухом.
Мстислав усмехнулся побледневшему секретарю и стремглав удалился из места, от которого его воротило. А потом и из Петрозаводска, который вызывал в нём не больше светлых чувств. Болтаясь из стороны в сторону в старом автобусе и стараясь реже дышать, он размышлял о том, что справился недурно, насколько сам мог судить. Только бы теперь всё шло таким же чередом: ровным и не потрясающим сознание. Нужно было поскорее разобраться с этими странными убийствами и жить дальше спокойно, насколько это вообще было возможно.
Поглядывая в окно, Мстислав отгонял навязчивые мысли, что когда он больше всего на свете желал спокойствие, в его жизнь обязательно врывались выбивающие из колеи обстоятельства. Чуть позже он понял, что чутьё его и на этот раз не подвело — о спокойствии потом он мог только мечтать.