— Давно уже… летом.
— Когда жара была?
— Да… ну и жарища была…
Винтер встретился с Веннерхагом у моста. Они сидели в машине. В море виднелись корабли, а с моста доносился неумолчный шум движения.
— Домой ко мне больше не приходи, — сказал Веннерхаг. — Это нехорошо.
— Соседи осудят?
— В городе неспокойно. Я не хочу, чтобы про меня говорили, будто я стукач.
— Ты информатор, Бенни. К тому же чуть ли не свояк.
— Значит, вот как я теперь называюсь. Чуть-ли-не-свояк.
— Что ты хотел сказать? — спросил Винтер.
— Ходят слухи, что Якобссона убрали. Он вообще-то никто, мелкая рыбешка, так что народ удивляется. Брательник его не знает, что и думать. Он и у вас побывал.
— Побывал.
— Вот и все, что я хотел сказать. Про Якобссона. Но это слухи…
— Откуда?
— Кто их знает… На то и слухи, что неизвестно, кто их распространяет.
Винтер промолчал. У него мелькнула мысль, что «БМВ», в котором они сидят, наверняка где-то за рубежом числится в угоне. С моста донесся характерный скрежещущий шум трамвая. Рядом с ними было припарковано довольно много автомобилей. Процентов десять угнанных, наугад прикинул Винтер. Бросили машины, когда бензин кончился. Наркоманы… Хальдерс все знает про эти дела.
— «Адские ангелы» опять разделились, у них образовалась новая банда… Ты знал про это? — спросил Винтер после паузы.
— Не знаю и знать не хочу этих психопатов. — Веннерхаг посмотрел ему прямо в глаза. — Я с ними дел не имею. Ты меня знаешь.
— Никаких слухов? От них… или о них?
— Даже если бы я слышал что-то, заткнул бы уши. Это опасно, поверь мне. Чем меньше про них известно, тем лучше.
— А про них и так мало известно. Никто ничего не знает.
— Это часть их деловой стратегии.
— Так же как они сами — часть общества?
— Вы же считаете себя частью общества… Полиция — часть общества, власть… а другая власть — тоже часть общества.
— Да ты философ, Бенни.
— Да… а твоя сестра видеть меня не хочет. Не любит философов.
— Мало того что ты философ, ты тоже часть общества.
— Спасибо на добром слове.
— Не за что благодарить. Я имею в виду вовсе не какое-нибудь там приятное и симпатичное общество.
— Нет, конечно… В приятном и симпатичном обществе есть место только для снютов… Только вот что я тебе скажу, Эрик: мы все заменимы. И в равной степени заслуживаем сострадания. Вы заслуживаете сострадания, и мы заслуживаем сострадания.
— Пошел ты…
— Смотри-ка, задело…
— Твой пафос смешон. Ты заменим, а я — нет.
— Забудь, — сказал Бенни. — Но я тебя уверяю: когда-нибудь ты поймешь, что я прав. К сожалению.
Винтер промолчал. Мимо проехал патрульный автомобиль. Наверняка записали номер машины, в которой они сидят.
— Если ты ничего не знаешь про «ангелов», можешь помочь с Георгом Бремером.
— Я же уже сказал — он для вас интереса не представляет. Если он заявляет, что завязал после отсидки, значит, так и есть. Я ничего о нем не слышал. Имя узнал от тебя.
— Я говорю не о тебе, а о твоих… деловых контактах. Может быть, кому-то известно. Вовсе не обязательно, чтобы он где-то отметился за последнее время. Меня интересует его прошлое… Видел ли его кто-нибудь. И знал ли он Якобссона.
Было еще не поздно. Винтер позвонил Ангеле.
— Чем занимаешься?
— Отхожу после дежурства. С вином и музыкой.
— Колтрейн?
— Свен-Оке Колтрейн. Ансамбль «Буги-Вуги».
— Звучит великолепно, — засмеялся Винтер.
— Во всяком случае, лучше, чем «Клэш».
— Как ты угадала? У меня как раз стоит диск «Клэш».
— На работе?
— Ага. Но мне не следовало тебя в это посвящать.
— Трепач… — Она помолчала и произнесла совершенно другим голосом: — Неприятная история с твоим отцом. Лотта рассказала.
— Ты говорила с Лоттой?
— Она позвонила только что. Поблагодарила за подарок, который я ей послала. Тот самый, что ты передал на два дня позже.
— Я знаю…
— Это непростительно… Извини, Эрик. Но ему уже лучше.
— Миокардит.
— Да… Это довольно серьезно.
— У меня звонит мобильный… наверняка мать. Слышишь?
— Слышу… возьми же трубку!
— Сегодня вечером у меня масса работы, — сказал он, — мне надо… почитать. Позвоню позже.
— Сначала поговори с матерью, — сказала она.
59
Прокурор Вельде утром подписал постановление о задержании Бремера — самое большее на четверо суток, после чего мера пресечения может быть изменена.