— Вазэктомия, — подсказал Бертолд, надеясь, что его голос не выдал ошеломления, которое обрушилось на него подобно лавине.
— Да, верно! Так что видишь, сынок, Бернард просто не мог быть отцом Петл.
Бертолд так сильно изменился в лице, что Хилда даже обеспокоенно поинтересовалась его самочувствием. Он зажмурился, затем открыл глаза и внимательно посмотрел на нее. Мысли лихорадочно крутились в его голове.
— Ты только что по-настоящему осознал это, да? — тихо спросила Хилда. Ее прекрасные глаза были полны слез. — Тебя поразила мысль, что там лежит твоя дочь?
Боже мой, подумал Бертолд, если бы она только знала!
— Да, — выдавил он из себя, и мысли его вернулись к крохотному существу, лежавшему в палате.
Бертолд и до этого момента считал, что заботится о Петл, однако осознание того, что она его плоть от плоти, породило чувства, о которых он и не подозревал. Его тревога усилилась тысячекратно, боль все сильнее и сильнее сжимала сердце, хотелось даже кричать от боли.
Боже, я должен сделать что-то, чтобы девочка поправилась, чтобы вернулась домой! Я даже готов сказать Хилде правду, если это поможет.
А кто знает? Вдруг поможет?
— Я… мне надо поговорить с тобой, Хилда, — напряженным голосом сказал Бертолд. — Мама, извини, но ты не оставишь нас на несколько минут наедине?
— Пойду посижу с Петл, — сказала Фредерика.
— В чем дело, Бертолд? — спросила Хилда, когда они остались вдвоем.
— Я должен сказать тебе кое-что. Нечто очень важное.
— Что?
— Я солгал тебе.
Хилда прижала ладонь к горлу.
— Солгал? Ты… хочешь сказать… что не любишь меня?
— Нет-нет. Разумеется, я люблю тебя. Люблю так сильно, что именно поэтому и солгал. Насчет вазэктомии.
— Но, Бертолд… какой в этом смысл? Я ничего не понимаю.
— Когда я сказал тебе, что Бернард сделал вазэктомию, то был убежден в тот момент, что он отец Петл. Но я уже так сильно полюбил тебя, что решил воспользоваться любыми средствами, лишь бы завоевать твою любовь. Я выдумал историю с вазэктомией и объявил Петл своей дочерью потому, что думал — это поможет мне завоевать тебя.
— Так, значит, ты только сейчас действительно убедился, что она твоя дочь?
— Да.
— И ты все время притворялся, изображая любящего отца?
— Да. Нет. То есть… немного. — Бертолд вздохнул. — Но мою вину смягчает то, что я по-настоящему полюбил этого ребенка. И это правда. Полюбил. И все же понимаю, что поступил нечестно.
— Опасный и неискренний, — пробормотала Хилда, качая головой и уставившись в пол.
Но тут она вскинула голову и, нахмурившись, стала вглядываться в лицо Бертолда, словно пытаясь понять еще что-то.
— А почему ты признался мне сейчас? Мог бы и не делать этого.
Он пожал плечами, чувствуя беспомощность и отчаяние.
— У меня возникла сумасшедшая мысль, что, возможно, меня наказывает Бог и я смогу спасти Петл, если расскажу тебе правду. А потом, нельзя строить отношения на лжи и обмане. Я не хочу огорчать тебя, как мой отец огорчал мать. Хилда, мне надо, чтобы ты доверяла мне, уважала меня. И я не желаю расставаться с тобой. Не только на какое-то время, но и до конца жизни.
Хилда смотрела на Бертолда, и эти секунды показались ему вечностью. А затем она сделала нечто такое, отчего Бертолд едва не лишился разума. Хилда обняла его и сказала:
— Не надо волноваться, Петл поправится. А я доверяю тебе и уважаю, и тоже не желаю с тобой расставаться. До конца дней своих.
18
Хилда сидела в тесной комнатке приемного покоя, сжимая ладонями пластмассовую чашку с кофе. Бертолд сидел напротив, уперевшись локтями в колени и положив голову на сцепленные ладони. Фредерику после долгих уговоров отправили домой отдохнуть.
— Мама, нам только еще не хватает, чтобы и ты заболела, — сказал Бертолд после того, как они втроем всю ночь просидели у кроватки Петл.
Сейчас время уже приближалось к полудню, и они покинули палату, чтобы выпить кофе.
— Бертолд, перестань терзать себя, — попросила Хилда.
Ей казалось, что она прекрасно понимает нынешнее состояние Бертолда. А может, она и не понимала. Хилда любила Петл, но не была ей родной матерью.
Бертолд выпрямился, и Хилду ужаснул его вид.
— Думаю, тебе тоже лучше поехать домой, — предложила она. — Тебе надо немного поспать.
— Господи, да я не смогу уснуть, пока не буду знать, что Петл вне опасности!
Сейчас Хилда ничуть не сомневалась в любви Бертолда. Просто удивительно, на какие ухищрения он пошел, чтобы завоевать ее. И какая ирония судьбы: придуманная им ложь оказалась правдой! Да, жизнь бывает непредсказуемой. Кто бы мог поверить, что Хилда полюбит отца дочери Флоры, мужчину, которого, даже еще не зная, уже презирала.