— Воюет с девкой, — со смехом и пряча глаза, ответил побратим. — Она требует, чтобы мы вернули ее и остальных людей к прайду Чермеса. То ли младшая жена его, а может дочь. Шумная до невозможности, как корова перед забоем. Пойдем, нужно решить с чернью.
Максуд сжал губы в немой крике, он еще помнил, как называли его родителей. Чернь. Червь. Грязь. Раб. И дети, если без искры, продолжали влачить бесправное существование. От червя родится червь, от раба — слуга. Больше крови — больше грязи.
Но ещё его удивило, что женщина спорит или перечит воину! "Что же там происходит?"
Ниже на две головы, щуплая, больше походила на подростка, а цвет кожи и разрез глаз выдавал в ней иноземку. Ничего удивительного, так как большая степь граничит со многими странами. А женщина - хороший подарок во все времена. Как в качестве наложницы или жены, так и в прислуги. Только сама девка была другого мнения.
Щека горела, словно от ожога, в боку кололо, а ноги, сбитые в кровь – едва подчинялись ей. Она сглотнула и подняла клинок. Ей бы сейчас нормальный меч, а не эту степную дешевую, одноручную подделку, предназначенную для того, чтобы рубить с седла. Одноручный цзянь, прямой, благородного вида, обоюдоострый, квинтэссенция искусства фехтования, с таким в руке она могла бы показать этим варварам, что такое меч в руке у дочери семьи Шин. Вот такой меч ей нужен сейчас.
Она подняла руку и машинально потерла горящую щеку. Там на щеке – след от кнута. От кнута!
— Эй! Девка! Бросай железку, а не то поранишься! — насмешливо кричал ей всадник со спины своего низкорослого и мохнатого коня.
— А ты пойди и забери! — процедила ему в ответ. Она – свободна, на руках и ногах нет кандалов, в ее руке – оружие. Все, чего она так ожидала все это время, пока подлые предатели ее семьи – захватили ее в плен и продали на рынке, а покупатели – преподнесли в дар какому-то старому варвару. Она уже пыталась бежать, дважды. Потому на нее и надели кандалы, которые варвар снял только вчера, в день, когда должен был возлечь с ней… но ночью случился пожар. Ночью случилось нападение. И едва открыв глаза – она тут же была связана длинной веревкой. Но в ее ладони был сжат наконечник от стрелы, который она успела выдернуть из войлочной подкладки. Острый и широкий наконечник, предназначенный для недоспешного воина, чтобы пустить кровь волной, такой вполне может служить небольшим ножом, таким вот наконечником можно и упряжь подлатать и даже варенного мяса с костей наскрести… и конечно же веревку перерезать. Чуть отойти от стойбища, подальше, вместе с причитающими девушками и женщинами, связанными одной веревкой в вереницу, чуть отойти… перерезать веревку. Но сперва – привлечь внимание погонщиков, их не так уж и много. Но они шли и шли, а погонщиков было слишком много для нее одной. Она наверняка сумеет убить одного, застав его врасплох. Если повезет – то двоих. А потом? Сразится с десятком воинов? Нет, в свои лучшие времена она бы наверное сумела… в конце концов ее с детства обучали искусству пресечения боя, обучали как иметь дело с превосходящим противником. Такие как она – всегда слабее чем мужчины. Однако с момента как в ее руке появляется меч – все может измениться. В борьбе она проиграет любому мужчине, но фехтование — это не борьба. Это искусство. И будь у нее в руке ее фамильный цзянь с длинным, прямым лезвием и навершием в виде цветка лотоса, с прикрепленной к ней красной шелковой кистью на длинном шнуре – она бы, наверное, смогла. Меч в руке, настоящий, хороший меч, а еще – если бы ее руки не дрожали от голода и усталости, если бы ее босые ноги не были сбиты в кровь долгой прогулкой в веревках под окрики погонщиков и тычки древком копья в спину. Если бы…
— Слушай, я тебя по-хорошему прошу. — всадник наклонился вперед, перегибаясь через луку седла: — выкинь ты эту железку, ты же все равно ею махать не умеешь, я же вижу.
— А ты с коня своего слезь и подойди поближе, – ответила она, взвешивая в руке кривую уханьскую саблю. Баланс здорово смещен к острию, тяжелей, чем она привыкла, плохая сталь, неудобная рукоять… нет, она, конечно, сможет что-то показать и с этой железякой в руке, но такое оружие вообще не предназначено для фехтования. Уханьская сабля предназначена для одного – чтобы приподняться на стременах и вот так – обрушить на пешего удар сверху вниз, да с оттягом, так, чтобы аж в ладони отдалось. Подлое оружие. Не для фехтования, когда равный с равным, стоя на земле, а для того, чтобы добить спешенного или безоружного.
— Я же еще раз кнутом тебя могу перетянуть. – всадник распустил кольца свернутого кнута к земле: - и вообще бить до тех пор, пока ты эту штуковину не в силах будешь в руках держать.