От этого ощущения у Ксифа счастливо забилось сердце. Он осторожно пошёл за нитью белого дыма, вдыхая лучший в мире запах. Жажда свободы заставила его ускорить шаг. Но внутренние оковы ему мешали, казалось, что он был пленником своего собственного тела. Не выдержав душевного напора, Ксиф побежал изо всех сил, но и этого было ему мало. Лёгкие рвались, жилы натягивались, но это не помогало. Ещё быстрее! Ещё быстрее!!! В ушах стоял оглушительный стук собственного сердца.
В какой-то момент разум отключился, отдавая Ксифа во власть инстинктов и рефлексов. Дальнейшее он увидел быстрее, чем осознал то, что происходило. Время замедлилось. Ксиф изо всех сил оттолкнулся от земли, прыгая вперёд. Рефлекторно он выставил руки вперёд, защищая себя от последующего удара об землю. Увидел, как его влажные от пота руки стали деформироваться, превращаясь в огромные лохматые серые лапы волка. Приземлился он уже на все четыре лапы. От неожиданности Ксиф сбился с ритма волчьих шагов. Как новорождённый оленёнок, делая свои первые шаги. А затем, под властью инстинктов, огромными прыжками рванул к долгожданному выходу из города. Внутри он ликовал.
Впереди показались городские ворота. Волк Ксифа нетерпеливо повизгивал в предвкушении долгожданной свободы. Огромные жёлтые глаза, не отрываясь, смотрели на приоткрытые массивные деревянные двери, которые с каждым прыжком были всё ближе и ближе. Приближающая свобода наполняла Ксифа счастьем. Оставались секунды до исполнения заветной волчьей мечты.
Триста метров.
Двести метров.
Сто метров.
Десять метров.
Прыжок.
...Ксиф проснулся...
В поисках ответов
Ксиф. Вермех. Трактир "Ржавые вилы".
Ксиф открыл глаза. Первые лучи солнца пробивались сквозь рваную засаленную занавеску, которая, видимо, служила предыдущему постояльцу ещё салфеткой или полотенцем. Сердце бешено колотилось в груди и, казалось, вот-вот выпрыгнет наружу. Сон не спешил отпускать Ксифа. Перед глазами всё ещё стояли Городские Ворота и белый туман со вкусом свободы. Наёмник попытался сесть. Онемевшее тело отказывалось слушаться, заныли раны. Раза с третьего Ксиф всё-таки сел. Ощущение было, что на нём табун коней всю ночь танцевал. Ломили рёбра, болели все внутренности, не привычные к трансформации.
Трансформация в Зверя, хоть и частичная, была самой впечатляющей новостью вчерашнего дня. С одной стороны, приятно было иметь внутри секретное оружие, на случай, если во время выполнения заказа что-то пойдёт не так. С другой стороны, чёрт его знает, как отреагируют местные, когда узнают, что живут под боком с оборотнем. Так или иначе Ксифу всё равно придётся покинуть Вермех, чтобы найти Орден Зверя, свою стаю.
За один день с Ксифом столько всего произошло, сколько с ним не происходило за последние десять лет. Вчера просто не было времени, чтобы как следует проанализировать происходящее. Мысли возвращались к ночному сну, такому жуткому и приятному, такому реалистичному и бредовому.
Ксиф встал и, шатаясь, подошёл к мутному осколку зеркала. Невольно он вспомнил дорогое убранство обители чародейки. Теперь ему есть, что вспомнить и с чем сравнить. Интересно, как там Хис?
На нём по-прежнему висела рваная рубашка и доспех, с особой жестокостью испорченный монстром. Монстры... неужели это не сказки пьяных бардов? Что теперь будет? Интересно, монстры сейчас кучкуются на юге возле портала, собирая свою армию, чтобы ударить сильно и решительно? Или может уже разбрелись по миру, вселяются в людей и потихоньку уничтожают города изнутри? Столько вопросов и ни одного ответа. Ксиф вспомнил вчерашнюю девочку-порождение, и его аж передёрнуло.
Ксиф осторожно, без резких движений, отёкшими пальцами отстегнул уцелевшие застёжки доспеха и сбросил с себя его жалкие остатки. Рубашку снять было сложнее. Кровь из ран местами припеклась к рубашке и быстро снять рубашку, не срывая зажившее - было невозможно. Ксиф зачерпнул ковшиком ледяной воды, сделал из него пару глотков и остальное вылил в тазик. Зачерпнув ладонью воду, наёмник обильно полил ею грязную рубашку в тех местах, где она прилипла к ране. Вода капала с разорванной рубашки, наёмник терпеливо стоял, облокотившись на стопку ящиков, служивших ему опорой. Засохшая кровь постепенно размокала. А Ксиф всё размышлял, перебирая в памяти вчерашний день.
Клинки, доставшиеся ему от отца, оказывается, дорогие... Знал ли это отец об этом, когда оставил их Ксифу? Знал ли отец, что у него внутри Зверь? Знала ли мать об всём этом? И матери уж нет в живых, чтобы что-то спросить. Вдруг отец что-нибудь говорил или просил передать?