- Мой совет, это я тебе, как врач говорю. Перед сном выпей грамм сто пятьдесят и ложись спать.
- А Таня? - спросил я.
- Что Таня? - не понял Женька.
- Ей можно?
- Почему бы и нет. Вам обоим расслабиться надо и хорошенько выспаться. А завтра, обязательно ко мне, слышишь?!
- Слышу, слышу, - ответил я, - а ты уверен, что я должен быть один, без Тани?
- Уверен. Так надо, Егор. Чтобы понять, что происходит с твоей женой, мне, для начала, нужно побеседовать с тобой. Меня интересуют подробности Егор, даже мельчайшие, причём, они должны быть из твоих уст, понимаешь?
- Ладно, будут тебе подробности. Давай, пока! Спокойной ночи!
- И вам того же. Пока.
Однако, Женькин совет так советом и остался. Татьяна наотрез отказалась выходить из спальни, а один, я коньяк пить не стал. Было уже одиннадцать вечера, когда Таня, наконец, покинула своё убежище. Я страшно обрадовался, надеясь, что прощён. Но меня ждало разочарование, потому что, вместо ожидаемого примирения, я получил комплект постельного белья, означавший, что нынешней ночью, я буду спать один в зале на диване. Что ж, делать нечего и я стал устраиваться на ночлег. Обычно я сплю крепко и почти никогда не вижу снов, но в этот раз решил не спать. Мне хотелось проверить, как проведёт эту ночь моя жена. Почти целый час я ворочался, щипал себя, словом, боролся со сном всеми доступными средствами. Но, в конце концов, сдался и задремал. Проснулся я от отчаянного крика младенца. Плач был настолько пронзительным, что у меня едва не полопались барабанные перепонки. Как ужаленный, я вскочил с дивана и с дико бьющимся сердцем бросился к спальне. Рванул на себя дверь. Свет горящего ночника открыл моим глазам ужасную картину. Наша супружеская постель была пуста! Тани в спальне не было! Страшная догадка заставила волосы на моей голове зашевелиться. Еле передвигая негнущиеся ноги, я вернулся в зал и увидел то, что панически боялся увидеть. Распахнутое настежь окно! Почти теряя сознание от дурного предчувствия, я подошёл к окну, выглянул наружу и... с облегчением выдохнул. Хорошо освещённая лунным светом, женская фигура в ночной рубашке, быстро удалялась от дома. Времени одеваться не было, и я, как был, в одних трусах и футболке, пулей выскочил на лестничную клетку. Перепрыгивая через несколько ступеней кряду, я, в считанные мгновения преодолел семь этажей и выбежал на улицу. Душераздирающий крик младенца, продолжавший звучать в ушах, и светлое пятно развевающейся на бегу ночной сорочки служили мне ориентиром. Я пустился в погоню. Я был уверен, что быстро догоню Таню, а в том, что это была она, я не сомневался. Но, откуда у неё мог взяться ребёнок? Этот вопрос прочно засел у меня в голове.
- Таня! Таня! - задыхаясь от быстрого бега, кричал я, - Остановись! Прошу тебя!
Но мой отчаянный призыв никак на неё не подействовал, более того, я с изумлением и тревогой обнаружил, что расстояние между нами не сокращается, хотя бежал я очень быстро. А вскоре я сделал ещё одно неприятное открытие. Город исчез! Испарился! И я уже бежал не по городским улицам, а по сильно пересечённой местности, среди поросших густой растительностью старых недостроенных, а может, разрушенных временем, непонятного назначения, строений. Маячившая впереди фигура в светлой сорочке то исчезала, скрываясь за очередным препятствием, то появлялась вновь. Неизменным было одно, расстояние между нами, по-прежнему, не сокращалось, но, правда, и не увеличивалось! Через некоторое время я почувствовал, что силы покидают меня. Мои ступни, исколотые мелкими острыми камушками, обильно кровоточили, а, лицо и руки, из-за частого контакта с ветками деревьев и кустарников, через которые иногда приходилось буквально продираться, чувствительно саднили. Я стал сбавлять темп и, вскоре, растеряв последние силы, вынужден был остановиться. Женщина в ночной рубашке, теперь я уже стал сомневаться, что это была Таня, в тот же миг исчезла. А с нею и крик младенца. Наступила зловещая, не предвещавшая ничего хорошего, тишина. Всё вокруг, как-будто застыло, ни дуновения ветерка, ни шелеста листьев, ничего!!! Вакуум! Я открыл рот, хотел позвать Татьяну, но крик застрял у меня где-то внутри. На ум пришло сравнение с только что выловленной рыбой, снятой с крючка. Она также беззвучно открывает рот, пока её не стукнут чем-нибудь по голове. Внезапно, я, с ужасом, и не передать словами, каким омерзением, почувствовал, как моё тело становится добычей склизких ползучих гадов, невесть откуда появившихся у моих ног. Гигантские, толщиной с большой палец взрослого человека, черви, проворно ползли по моему телу вверх, и, уже, почти, достигли лица! Я попытался сбросить их с себя, но моих усилий оказалось недостаточно, чтобы справиться с таким количеством мерзких беспозвоночных. Я снова попробовал закричать, но сделал только хуже, сразу несколько черных извивающихся особей полезли мне в рот. Превозмогая брезгливость, я сомкнул зубы и почувствовал накатывающую на меня безудержную тошноту. "Боже"!!! - едва успел подумать я, и, в следующее мгновение, ощутил, как почва уходит из-под моих ног. Внезапно разверзшаяся земля поглотила меня так быстро, что я, ничего не успев предпринять для своего спасения, оказался в самой настоящей могиле, похороненный заживо! Сотни, а может, и тысячи, земляных тварей мгновенно облепили моё измученное тело. И вдруг, перед моими глазами, возник образ Тани. В руках она держала младенца и протягивала его мне. Это придало мне силы. Задыхаясь и ежесекундно отплёвываясь, словно гигантский крот, я стал неистово рыть жирную, кишащую червями и опарышами землю. Но все мои усилия пропали даром, несмотря на титанический труд, я не смог вырваться из могильного плена! От недостатка кислорода мои лёгкие, уже готовы были разорвать меня изнутри. Меня охватило паническое отчаяние. От предсмертной потери рассудка меня спас колокольчик, вовремя, звякнувший в моей голове. Дзззинь! И я провалился в небытие.
Очнулся я в просторном светлом помещении, в котором, к своему удивлению, не обнаружил ни окон, ни дверей. Причудливые росписи, сплошь, покрывавшие стены и потолок-купол, напомнили мне картины Кандинского. Источник яркого почти ослепляющего света, я также не нашёл. Казалось, стены, пол и потолок, светятся сами собой. Я перевёл взгляд на середину зала. Там, образуя круг, склонив головы, неподвижно стояли люди, одетые, как католические монахи. Лиц, скрытых под остроконечными капюшонами, разобрать было невозможно. И тут моё сердце, заколотилось так, что я начал задыхаться! В самом центре круга, босоногая, в одной ночной сорочке, стояла моя Таня! Выражение её бледного лица было одновременно и торжественным, и тревожным. Я хотел броситься к ней, но не смог сдвинуться с места, ноги словно, приросли к полу. Окликнуть её, у меня тоже не получилось. Я снова превратился в рыбу, снятую с крючка. Тогда я попытался поймать её взгляд, но и в этом, потерпел неудачу. Внезапно, справа от меня, стена раздвинулась и, в образовавшемся проёме появился человек одетый в черную сутану священника. В руках он нёс завернутого в белоснежную шелковую шаль плачущего младенца. "Монахи", как по команде, расступились, впуская "священника" в круг. "Священник" молча приблизился к Тане и протянул ей ребёнка. Не передать словами, каким счастьем засветились её глаза, когда младенец оказался у неё на руках. Не обращая ни на кого внимания, Таня оголила грудь и прижала к ней младенца. Наступила тишина, нарушаемая лишь аппетитным причмокиванием малыша. "Священник" поднял руку и коснулся Таниной головы. Постояв так несколько мгновений, он опустил руку и ушёл так же бесшумно, как и появился. Я не знал радоваться мне или огорчаться. Всё, что происходило на моих глазах, больше походило на сектантский обряд, и это основательно меня беспокоило. Наконец, наши глаза, встретились и моё сердце, впервые, за последнее время, радостно забилось. Таня смотрела на меня с такой любовью и нежностью, что у меня из глаз ручьём полились слёзы. А потом свет погас, я оказался в кромешной тьме. Чмокание младенца прекратилось, снова наступила, сводящая с ума, звенящая тишина.