Бегло осмотрев верхний этаж, она спустилась в подвал по скрипучей лестнице, держа наготове лазерный пистолет. Привыкнуть к этому недоразумению в качестве оружия Эмили так и не смогла — до чего же ей не хватало «Магнума», страшное дело…
В подвале было всё то же самое: портрет Линкольна, электросвечи и бумажные цветы. Пыль и память. Разве что пыли стало чуть больше. Да и воспоминаний прибавилось, с горечью подумала Эмили.
Она обернулась. Конечно, Харон был здесь. Стоял на нижней ступеньке лестницы, вглядываясь в подвальный полумрак. Едва ли это можно было считать проявлением недоверия — просто, ну, это же Харон. Он иначе не может.
— Идём, — Эмили взяла Харона за руку и повела обратно в гостиную. Расстелила на диване подарок древенов — одно из тех чудесных толсторожьих одеял. В общем-то, это одеяло было сейчас их единственным имуществом. Прекрасная возможность начать с чистого листа. Или хотя бы согреться.
— Ложись и поспи немного, — прошептала Эмили, расстёгивая рубашку Харона. — Станет легче.
Он неуверенно кивнул.
Эмили осторожно размотала вчерашнюю повязку, зная, насколько болезненны прикосновения к коже при повышенной температуре. Швы не разошлись, раны выглядели хорошо, насколько возможно. Но всё-таки Эмили боялась. Боялась вторичного инфицирования, сепсиса — да всего сразу. И всё ей не удавалось взять в толк, как это любовь одновременно может равняться и страху, и бесстрашию.
— Эми, а дверь… — нахмурился Харон.
— Две противопехотных мины у порога и одна под окном в кухне.
— Звучит неплохо, — он прикрыл глаза.
Наскоро ополоснувшись под ледяным душем, Эмили вернулась в гостиную, оставляя мокрые следы на пыльном паркете и стуча зубами от холода. Юркнула под одеяло, прижалась к Харону — такому восхитительно горячему.
— Совсем замёрзла, — проговорил он, осторожно прижимая её к себе. — Ты спи, маленькая. Завтра много работы.
Завтра много работы, а послезавтра ещё больше, сонно подумала она. Усталый мозг прокручивал бесконечный список дел: побывать в Ривет-Сити и узнать у Мей и Анжелы, что там насчёт школы; написать для Братства отчёт о худшей в мире экспедиции; показаться доктору Престону. А ведь ещё был дом. Двухсотлетний дом, в котором чинить надо было абсолютно всё; за что браться в первую очередь, Эмили понятия не имела. Поэтому она взялась за руку Харона — и улыбнулась сквозь сон, когда их пальцы переплелись.
За окном осторожно зашелестел дождь — мягкий и тихий, он словно бы стеснялся иметь что-то общее с обычными майскими грозами. В том, что грозы ещё будут, Эмили не сомневалась — но сейчас, в эту самую минуту, шёпот ночного дождя звучал как благословение и обещание покоя.
*
… Покоя эта земля не знала уже очень давно. Как и дождя. Сухая, каменистая почва скрипела под армейскими ботинками Рейли, словно бы верифицируя каждый шаг. Подтверждая: да, детка, то, что ты видишь — правда. Эта база именно то, чем кажется.
Поиски «мистера Смита», таинственного любителя картографии, завели Рейли далеко от Вашингтона — достаточно далеко, чтобы она успела начать сомневаться в целесообразности этих поисков. Но те несколько зданий, которые она рассматривала в бинокль вот уже десять минут, определённо стоили долгих скитаний по Столичной Пустоши. Огромная база Анклава — секретная, чёрт возьми, база, святая святых, — распростёрлась прямо перед Рейли, как глуповатый пёс, подставивший незнакомцу беззащитное брюхо. Собак Рейли любила. Анклав — не особо.
Она улыбнулась. За последний год поводов для улыбок было так мало. Безобидный с виду контракт по картографированию обрушился на Сьюард-сквер настоящей лавиной смертей. Даллас, Тео, Донован, Дженни… и Эми, что уж там. Даже если ей удалось спастись после нападения Анклава на Мемориал — в чём Рейли сильно сомневалась — следовало признать: смерть таскается за девчонкой по пятам, как надоедливый поклонник.
Рейли вытащила из поясной сумки картографический модуль. Умное устройство само определило координаты локации — оставалось только ввести название. По мнению Рейли, довоенное вполне подходило: база ВВС «Адамс». Над графой «Примечания» она призадумалась, потом уверенно напечатала: пункт управления орбитальным оружием. Невероятная сила и столь же невероятная ответственность. Что ж, как говорил отец — смелым судьба помогает…
*
… — Audaces fortuna juvat, — пробормотал Ленни, вытирая пот со лба. Это майское утро выдалось непомерно жарким. Лямки рюкзака стёрли плечи до кровавых мозолей. А всё чёртовы книжки. Ладно уж каталог татуировок, своя ноша не тянет — но все эти жизнеописания дохлых политиков Ленни с преогромным удовольствием оставил бы в ближайшей урне. Что ж, ничего не поделаешь. Для работодателя это было conditio sine qua non, непременное условие: его адъютант должен уметь поддерживать беседу. Язык-то у Ленни был подвешен как следует, никто ещё не жаловался, а вот эрудиции недоставало. И сейчас эта эрудиция весьма ощутимо тыкала Ленни под рёбра острыми краями переплётов. Впрочем, сейчас эти мытарства отошли на второй план.
Три дня и три ночи Ленни просидел в склепе. В самой что ни на есть настоящей усыпальнице на Арлингтонском кладбище. Что и говорить, страху он натерпелся порядочно. Призраков, конечно, не бывает, это всё порождения праздного ума, как выразился работодатель — и всё-таки. Сколько раз его подмывало вернуться на базу в Грейдич и соврать работодателю, что кентерберийская наводка себя не оправдала. Но он пересилил себя и остался. И вот, пожалуйста, награда за смелость. Они вернулись, оба — и Ленни узнал об этом первым. А через пару секунд эту новость предстояло узнать и второму заинтересованному лицу.
— Всё, — шумно выдохнул Ленни, опуская на землю ненавистный рюкзак. — Птички в гнёздышке.
— Ну что за метафоры, Леннарт, — укорил его работодатель, откладывая в сторону блокнот. — Ты ещё злодейским смехом меня порадуй.
Вот ведь паразит, злобно подумал Ленни. Сидел тут в холодке, пока кое-кто топал без малого десять миль по жаре — а теперь ещё и метафоры ему, видите ли, пресноваты.
— Они оба там, — Ленни плюхнулся на землю рядом с рюкзаком. — И девчонка, и этот. Уходить, похоже, никуда не собираются. Девчонка уборку затеяла, носится по двору туда-сюда…
Работодатель кивнул.
— Так что делать будем? — спросил Ленни тихо.
На девчонку он зла не держал — хотя она, оказывается, и была той ещё штучкой. А вот урода, который бросил его умирать с проломленным черепом, Ленни ненавидел по-настоящему. Что Харону стоило убить его там, в лавке у Тюльпан? Это было бы правильно. Справедливо. Но он-то не убил! Ленни передёрнуло, стоило ему вспомнить, как он, полуслепой — зрение так до конца и не восстановилось — ползал по катакомбам Вашингтона, жрал дохлых крыс и земляных червяков и отчаянно, дико желал, чтобы кто-нибудь нашёл его и добил: самому-то смелости не хватало. Это сделало его сильнее, если верить каталогу с татуировками. Но и злее — тоже.
Короче, Харон должен был умереть. И Ленни даже знал, как. План у него был, бесхитростный и старый как мир. Правда, имелись и основания сомневаться, что план этот придётся по душе работодателю, который становился на удивление иррационален, когда речь заходила о крошке из Убежища. Но попробовать-то, холера, стоило!
— Караванщики говорят, они оба сейчас не в лучшем состоянии. Здесь неподалёку, у «Мамы Дольче», лагерь рейдеров. Я мог бы потолковать с несколькими ребятами покрепче. Вряд ли они так уж много попросят за помощь…
— Стыдно, Леннарт, — работодатель огорчённо покачал головой.
— И что тут стыдного? — пробурчал Ленни. — Даже Чезаре Борджиа убили наёмники.
— Всё-таки прочитал, значит, — работодатель одобрительно кивнул. — Видишь ли, друг мой, это почти ничего не говорит о Чезаре Борджиа и совсем ничего — о наёмниках. Зато очень, очень многое говорит о том, кто их подослал. Нет уж, Леннарт. Мне отмщение, и аз воздам.
— Как скажете, мистер Бёрк, — смиренно кивнул Ленни. — Как скажете.