— И другого ничего не может быть! — задребезжал с порога всем знакомый голос деда Зуры. — И тоже ответственно скажу… Еще в газетах напишут, какие это люди, Болот и Амархан, еще, дайте срок, от них такие акамедики народятся… и уж тогда в газетах точно пропишут! Активные комсомольцы, горячий народ!.. Мир да согласие вам, детки… чувствительно даже смотреть на вас, вот вы какие.
И старик, стянув с головы картуз, подошел к Болоту и Амархан, каждому из них потряс руку. Обратился к Шабшар:
— Веди нас. Святое дело это… за молодых-то!
Чулун-ахай сказал, что забежит через полчаса, а все другие вышли на улицу, где тут же на глаза им попался Хара-Ван — подавленный и грустный.
Болот пригласил:
— Пойдем с нами.
Хара-Ван поздравил, добавив:
— Вот молодцы вы какие…
Болот сказал ему:
— И тебя скоро поздравим.
— Ну, — Хара-Ван губы скривил, и трудно было понять, что имелось в виду под этим пренебрежительно неопределенным «ну».
— А чего, — поддакнул дед Зура, — и женим, и поздравим. Дай срок!
— Был он, срок, да вышел. — И Хара-Ван, не желая, видимо, чтоб о нем говорили, похвалил Амархан: — Такая ты сегодня… лучше не бывают!
— Невеста, — сказал Ильтон, — как положено…
— Жена, — перебил его, улыбаясь, Болот. — Моя жена.
И теснее прижал локоть Амархан к себе, с волнением ощущая тепло ее тела… Взял в свою ее ладонь: не было уже прежнего — того, что почувствовал в сельсовете, — холода в пальцах Амархан. Подумал: «И все на этом… Она жена, я муж… хотел я этого?»
Смеялась сзади Дулан, щебеча о чем-то с Ильтоном и Хара-Ваном, которых вела — сама посреди них — под руку.
Болот сильнее сжал пальцы Амархан — и та ответила ласковым пожатием…
В Халюте на неделе это были два самых заметных события, о которых говорили: что Шабшар взяла в невестки сироту Амархан и, конечно, то, что в Доме культуры прошло торжественное собрание — вручали аттестаты о среднем образовании и комсомольские путевки с направлением на работу в колхоз всему выпускному классу Халютинской средней школы. От имени выпускников выступил сын председателя, Долсон, и он сказал:
— Мы дали друг другу обещание, что каждый отдаст родному селу не меньше двух лет, а потом уж будем решать свою судьбу дальше — кто как хочет. Но надеемся, что эти два года определят путь каждого из нас на всю жизнь: он должен начинаться и продолжаться на отчей земле!
Эрбэд Хунданович вышел из-за стола президиума и обнял паренька. Зал разразился аплодисментами…
Мэтэп Урбанович от выступления отказался — сидел с невозмутимым и, по обыкновению, хмуровато-озабоченным лицом. Проницательные люди могли прочитать его мысли: я, дескать, вовсе не против этой шумной затеи, но и верю в то, что она состоится, с трудом… пробуйте, если охота!
В это самое время произошли события в Тагархае…
В полночный час, когда еще Дугар и Маргу не вернулись из Дома культуры, где как раз проходило чествование выпускников и был после большой концерт и танцы, — Халзан по давней привычке перед сном вышел осмотреть все хозяйство летника.
Ночь стояла темная, с тяжелыми тучами по небу, с дальними, над хребтом, вспышками молнии. Надо было ждать грозу. С низовьев наплывала туманная сырость…
Но свиньи в загонке вели себя спокойно, и Халзан подумал: «Нет, пожалуй, не будет ливня. Сейчас бы уж почувствовали приближение грозы, хрюкали б, шныряли из угла в угол с зажатыми в зубах щепками, прутиками…»
Однако неспокойно вел себя старый кобель: не угодничал, не лез под ноги, а настороженно смотрел в сторону избы Митрохиных, глухо рычал…
— Чего ты, блохастый, — сказал ему Халзан, — не рысь ли чуешь? Сегодня видел я ее следы у реки, на песке… Такие лапищи — о-го-го!
Вдруг возле митрохинского подворья надрывно заревели автомобильные моторы, — и вскоре, тускло посвечивая малыми фарами, выехали оттуда на дорогу две машины. Миновав мостик, водители включили дальний яркий свет, заметно прибавили газу — и автомашины на большой уже скорости помчались к трассе… Халзан, который до сумерек заготавливал слеги в березняке, целый день, почитай, не видел Митрохина, не видел и приехавших в Тагархай, — сильно удивился: что это за поздние гости такие? И машины, видно, не пустые — с грузом пошли!
Он свистнул собаке — и направился к темной, без света в окнах, избе Митрохиных.
Но что это?
Ворота были распахнуты настежь. Не залаяла, как бывало, белогрудая сучка…