«Неужто этот пришелец-скиталец все-таки удрал? — У Халзана от возмущения даже пальцы задрожали, никак не мог вытащить из пачки папироску. — Тайком?! Распродал живность, деньги в карман, и после десяти лет, когда обжился, оперился, в достаток вошел, наградами отмечен — снова в бега? Куда теперь? Где еще выгоднее, где легче работать?.. А на колхоз ему наплевать?»
Рывком открыл Халзан дверь в избу (которую колхоз построил!), нашарил рукой включатель… Вспыхнувший свет обнажил пустые углы, голые стены. Так и есть: сбежал! Лишь в спаленке Маргу, куда Халзан тоже заглянул, все оставалось на местах: по-девичьи аккуратно заправленная кровать, бельевой шкаф с зеркалом, маленький столик с книгами на нем и всякими безделушками — баночками, флакончиками, коробочками… И на кухне, где он, Халзан, не раз сиживал с Николаем Митрохиным за бутылкой вина в долгих, особенно зимой, разговорах, было оставлено кое-что из посуды: кастрюля, чугунок, две пиалы, тарелка. На захламленном огрызками, шелухой от яиц столе (второпях, видать, закусывали) белел листок из школьной тетради с наспех нацарапанными словами. Поднес Халзан его к глазам поближе, прочитал… Это, оказывается, Николай дочери оставил, Маргу. Вкривь и вкось разбегались по бумаге торопливые фразы:
«Дочь моя! Коль не пожелала себя переломить, потянулась сердцем к Дугару, то не теряй его тогда и живи с ним большой любовью. Это тебе мое отцовское слово. Счастье девушек всегда на чужбине. Мать не против.
«Твой! — Халзан с презрением плечами передернул. — Даже белогрудую сучку увезли, а ее, дочь, бросили… Вот народ, вот перекати-поле!»
Выключил он свет, плотно затворил дверь — пошел к себе. Разбудил жену:
— Удрали… паразиты!
— Кто? — непонимающе — со сна — таращила та глаза.
— Митрохины.
— Неужто?.. Днем к ним машина приезжала…
— Две.
— За хряком, думала. Она, Митрошиха, неделю назад говорила: продаем… Что — совсем пусто?
— Только вещи Маргу.
— И эта, погоди, уедет, — зевая, промолвила Мани. — Скажется порода. Сколько таких…
Халзан метался по комнате — никак успокоиться не мог:
— Даже с нами, с соседями, не простились… а? А если наш Дугар женится на Маргу, она его тоже куда-нибудь заманит… Скитаться будут!
— Ложись, отец. Уехали — и уехали! Они как цыгане, у них свое, а нам завтра работать…
— Ты спи, а я в Халюту.
— Это зачем?
— Николай с колхозом не рассчитался, по закону не уволился — надобно председателю доложить. Чего доброго, Мэтэп Урбанович нас еще обвинит: жили, мол, по соседству, а знать не дали, укрыли… Старший скотник, а молодняк свой никому не сдал! Это как? А вдруг большая недостача? Ищи ветра в поле, да? Нельзя, придется к председателю, сейчас же…
Он опять выскочил наружу, поймал на лужке своего стреноженного коня, заседлал его… Когда рысил в Халюту, надеялся повстречать Дугара и Маргу, но их, несмотря на поздний час, не было на дороге: или оставались еще на танцульках, или проводили время где-нибудь — вдали от чужих глаз — вдвоем. Дело молодое, юность раз и жизни, известно, бывает.
В председательском доме света уже не было. Перегнувшись с седла, Халзан постучал в окно… И, ничего не расслышав в ответ, постучал сильнее — так, что стекло жалобно задребезжало.
Мэтэп Урбанович вышел на крыльцо, сердито и вместе с тем опасливо спросил:
— В чем дело?
Узнал Халзана — и поторопил:
— Стряслось чего — говори!
И если там, дома, в разговоре с женой Халзан почти не заикался — тут никак не мог самый первый слог выжать из себя:
— У-у… уд-д… у-у…
— Да не спеши ты, — прикрикнул в нетерпении председатель.
— У-удрал… насовсем уехал!
— Кто?
— Митрохин Николай… с семьей.
— Что ты?!
— На машинах, со всем скарбом.
— Да кто же его отпускал! — Мэтэп Урбанович в досаде ногой притопнул. — На нем же целый гурт…
— Ну! — Халзан кивнул; так и оставался он в седле. — Чего ему… отряхнулся и поехал. А скотина пропадай! Сколько волка…
— Ладно тебе, — отрезал председатель. — То слова не дождешься, то сразу выступать начинаешь… Поутру приеду к вам на летник — разберемся. Насильно человека на месте не удержишь. Нет таких прав.
— А бросать безнадзорно молодняк, не предупредив, — право есть? Нянчились с ним… Своих зато не всегда замечаем.
— Хватит, Халзан, — примирительно проговорил председатель. — Утро вечера мудренее… Пригляди там пока за бычками. Поезжай! — И, уже скрываясь в дверях, закончил: