— Зачем кабинет, зачем контора? — на унимался Намсарай: — Срочное дело… не терпит. Не срочное — подождал бы.
— Скажи, какое… Я передам. — И женщина, скинув крюк, приоткрыла дверь.
Намсарай мигом поставил в образовавшийся проем ногу, рванул дверную ручку на себя, оттеснил полураздетую Хорло плечом, и та, ойкнув, прижалась к стенке, — через полутемные сени живо прошел в избу… По мощному храпу (словно машинный мотор запустили!) догадался, где спит Яабагшан, — шагнул за перегородку, в спальню. Влетела тут же разъяренная Хорло, все тряслось у нее — лицо, губы, руки, еле прикрытая сорочкой большая рыхлая грудь… Завопила:
— Яабагшан… вставай, придурок! Только жену придурка могут оскорблять!.. Ну-ка покажи этому прокаженному, кто ты на самом деле!
И сорвала с мужа одеяло.
Намсарай стоял невозмутимо. Уж он-то знал Хорло, эту избалованную, капризную бабу!
Яабагшан спросонья (да, видать, с тяжелого похмелья) поначалу ничего не мог сообразить — одной рукой подтягивал повыше, на отвислый живот, кальсоны, другой пытался нашарить брюки… А Хорло продолжала кричать:
— Он еще б сюда своих лошадей завел! Бандит! Да проснись же ты, несчастный!
Яабагшан наконец очухался; цыкнул на жену, чтоб замолчала, стал одеваться, хмуро спросил:
— Приспичило, что ль? Не беда ль какая?
В голосе его, в заплывших глазках — трусливая выжидательность.
Намсарай сказал:
— Начало беды.
— Ну? Не тяни!
Даже Хорло, напрягшись, ждала…
— Лучших кобылиц из табуна потеряли. — Намсарай выговаривал слова твердо, гневно. — По твоей, выходит, указке!
Вздох облегченья прошелестел в спальне. Хорло даже хихикнула, прикрыв рот ладонью. А Яабагшан лениво заметил:
— Шум-то поднял, словно в самом деле пожар или арестовали кого…
Конечно, будь сейчас перед ним не Намсарай, а кто-либо другой — он сразу бы выставил наглеца за порог. Но Намсарай не из тех, кого можно запугать, приструнить или, скажем, купить чем-то. Тем более — вытурить в три шеи… Недаром, когда в разгоревшемся споре заходят в тупик, идут к Намсараю: уж он-то правильно рассудит — сама местность! Про таких говорят: ему руки руби — от правды не откажется. Поэтому лучше с ним миром да ладом, чтоб остальных ненароком не взбудоражил, огласки большой не вышло… И, подумав так, Яабагшан примирительно произнес:
— Зря волнуешься, Намсарай…
— Жеребые ж кобылы!
— Ну и что?
— У нас люди на картошке сидят, на бурде разной… Работают, понимают, не жалуются… Уж лучше б на трудодни раздать… А не на сторону! И три жеребенка что, помешали б колхозу?
— Чего захотел! — Яабагшан окончательно пришел в себя. — На трудодни! Кто разрешит такое? А продали — это можно… На счету денег прибавилось. Деньги на дороге не валяются…
— Так-то оно так… А что, однако, на деньги купишь… тем же семьям фронтовиков? Мешок картошки на базаре стоит шестьсот рублей. И то не найдешь!.. А что ни семья — дети, мал мала меньше. Долг правления — помогать. Вместо тех кобылиц, что в чужие руки попали, выбраковать бы меринов, забить их, поддержать многодетных да осиротевших… А ты на что пошел?
Самолюбие Яабагшана взыграло — сказал резко:
— Я перед районом за колхоз отвечаю… Знаю, как лучше, ясно? Учить задумал?
Выходившая за дверь Хорло вернулась уже одетой в яркий цветастый халат, бросила как бы между прочим:
— Это, видать, парнишка Сэрэна воду мутит.
— В отца… такой же стервец, — согласно буркнул Яабагшан.
Намсарай, хмурясь все больше, сказал:
— Народу глаза не отведешь… каждый видит. Затравил совсем семью Сэрэна. Опомнись!
— Ладно, — махнул рукой Яабагшан, погладил ладонью живот, вздохнул. — Будем чаевничать… садись с нами.
— Спасибо. Не затем шел… Но ты знай, что за мальчишку этого весь колхоз встанет.
— Смотри-ка — напугал! Больше никогда по таким пустякам не тревожь… Это личный дом, а не контора. Различать надо.
— В спальню, как в свою конюшню… — прошипела Хорло. — На сапожищах навозу припер…
Намсарай, которому жарко стало, рванул полушубок на груди, крикнул:
— По пустякам?! Колхоз — пустяки? Жеребые кобылы — пустяки, да?
— Иди, иди, — усмехаясь, поторопила Хорло.
— Пойду, — тихо и устало ответил Намсарай. — Здесь не хотел ты, Яабагшан, говорить — что ж, в конторе поговорим!
Хрястнул дверью — из-под притолоки пыль и труха посыпались.
Размашисто вышагивал к конному двору, и была досада на себя: не так надо было с Яабагшаном, не так… А ведь не остановить вовремя — угробит, дурак, колхоз. И дурак ли?! Он как хорек — жадный и расчетливый…