— Просто хочу узнать, в действительности ли ты считаешь папину идею хорошей, — невозмутимо отозвалась Терриния Брок — Одиссис. — Я, конечно, понимаю: Дориан, сам того не подозревая, вернул тебя к истокам и свободному поиску, только вот…готова ли ты сама к тому, что, возможно, ступив в портал, навсегда похоронишь воспоминания о нем?
— Ма — ам? — продолжала допытываться я, но моя дражайшая родственница лишь невинно хлопнула глазами:
— То есть, я хочу сказать, что несколько лет назад видела Дориана на приеме, и, ты знаешь, он совсем перестал быть похожим на того угловатого подростка, которым ты его запомнила. И будь я лет на двадцать помоложе… — она мечтательно обратила глаза к небу.
— Мам! — не выдержала я намеков. Осталось только ногой топнуть.
— Твоя сиренская сущность тоже бы отреагировала, я уверена. Если только ты уже не хранишь в сердце чувство к нему, — и ее проницательный взгляд обратился в самую душу.
Я даже поежилась: мамины догадки всегда были правильными. А что, если я действительно позабуду все, что знала о Дориане? Пойдет ли мне это на пользу?
А почему, собственно, не должно пойти? Он ведь ясно дал понять: неволить меня не станет. Возможно, у него были и другие причины прийти и расторгнуть договор наших отцов. Возможно, ему самому не терпелось связать себя узами брака еще с кем — то…кто знает, какими причинами руководствовался Дориан Детри? Стоило ли заострять на них внимание? Стоило ли вообще все это воскрешения в памяти и, возможно, нового витка задумчивости?
Нет, не стоило, твердо решила я. А потому маме отвечала уже решительно и непоколебимо:
— Мам, если я смогу помочь — я это сделаю. А твоя фантазия просто разыгралась, да и сама ты с излишней настойчивостью хочешь найти мне мужа. Но что — то я не припомню, чтобы вы с папой повстречались, когда ты была в юном возрасте, — я не сочла лишним поддеть ее.
— Тут другое, — мама на провокацию поддаваться отказывалась. — Я из — за своего дара не могла выйти замуж. Ты рождена среди людей, ты можешь не совершать тех ошибок, на которые нас обрекла Верховная Жрица. Ты свободна, Ари.
— Ну, так и дай мне свободно сделать свой выбор, — мягко улыбнулась я, глядя, с какой грустью мама погружается в воспоминания. — Ты ведь, в конце концов, тоже к нему пришла. Иначе не встретила бы папу.
— Правда, — не могла не согласиться мама. — Остальных мои песни подавляли, а Эрик…ты не представляешь, сколько просветления было в его взгляде, когда он смотрел на меня.
— Значит, один из признаков того, что любовь истинная — это то, что мужчина на наш зов не реагирует? — полюбопытствовала я.
— Почему же? — хмыкнула мама. — Очень даже реагирует. Просто не стремится при этом тотчас же завладеть нами. Наши мужчины нас уважают и ценят. Есть, правда, точнее, были, упрямые создания, у которых к сиренам иммунитет. Но вымерли, — и в ответ на непонимающий взгляд пояснила. — Драконы, милая. Драконы устойчивы к зову.
— Мам, я тоже хочу выбирать по любви, — выслушав короткое объяснение, выдохнула я. — Чтоб как у вас с папой: любовь и согласие на всю жизнь. И если для этого придется даже забыть Дориана — так тому и быть.
— Значит, что — то все — таки было… — прищурилась мама в ответ, но я только улыбнулась.
— Уверена, что хочешь в это ввязаться? — голос профессора временами прерывался покашливаниями, словно у него в горле пересохло. Сказывалось волнение и пережитое потрясение.
— Дориан сделал бы то же самое. Блок надежный? — спросила я, имея в виду последствия недолгого лежания на кушетке в кабинете доктора и сейчас постепенно от них избавляясь, ибо к вискам были подцеплены какие — то электроды.
— Вполне. На твой видеофон загружена вся необходимая для восстановления памяти информация. Даже если что — то забудешь, там достаточно данных, чтобы начать ориентироваться на местности.
Перестраховывается, с теплотой подумала я, продолжая слушать инструктаж.
— Чем больше возьмешь с собой вещей, тем больше вероятность неудачного прибытия в конечную точку. Так что не будем искушать судьбу.
— Не будем, — согласилась я. — Спасибо, что возитесь со мной, — мы сердечно обнялись с Густавом, а потом спустились на первый этаж медицинского центра, где и находилась арка пространственного перехода. Там нас уже ожидали родители, а мама, несмотря на отсутствие загара в принципе, сейчас выглядела особенно бледно. Нет, я не переживала. Просто знала, что это необходимо, так к чему тогда лишние мысли и страдания?
Попрощавшись, я оказалась лицом к лицу с аркой перехода. Как там осуществляется ненаправленная телепортация? Ты представляешь в мыслях место, в котором бы хотела оказаться, и, шагнув в мерцающее нечто, по молекулам переносишься туда, куда ведет тебя сердце. Я вспомнила Дориана таким, каким он был в день своего восемнадцатилетия. Высокий, достаточно худой, хотя, если верить словам мамы, сейчас это должно было остаться далеко в прошлом. Человек с доброй улыбкой и ироничным взглядом странного аквамаринового оттенка, в который я не могла насмотреться. А Дориан не мог прекратить задирать девчонку, которая была младше на пять лет. Да, это стало одной из его забав, когда случалось гостить у нас. Каким же я помню тебя, Дориан? Что было у тебя на душе в тот день?
Почему — то передо мной предстали улыбающиеся светлые глаза. Я подумала, что такого цвета, наверное, должно быть самое тихое и спокойное в мире море. Думая о том, отчего мне показалась в их глубине капелька грусти, я сделала шаг по направлению к порталу. Главное было не упустить из памяти ни одной дорогой сердцу черты…
ГЛАВА 2. НА КРАЙ СВЕТА СБЕЖАТЬ
Что — то пошло не так. Я поняла это, когда вместо ожидаемого приземления куда — нибудь на твердую поверхность оказалась летящей в нижних слоях атмосферы. Хорошо, что не сгорела! Хорошо, что могла дышать! Все остальные мысли были погребены под огромным грузом паники, обуявшей меня от осознания того, что в ближайшем будущем предстоит разбиться оземь. Но внезапно полет выровнялся. Я перестала мчаться вниз с ускорением свободного падения. И вместе с плавными завываниями ветра внезапно обнаружила, что лежу на чем — то достаточно мягком, а еще…еще мне почудилась во всем этом тихая песня переливающихся в небе почти прозрачных крыльев. Кислородное голодание, решила я. Чего только не привидится в момент неминуемой гибели. И провалилась в забытье.
Следующее пробуждение сопровождалось недовольным возгласом:
— Сирена, прекрати сейчас же! — и говорил тут явно мужчина. — И, будь добра, убери свои чертовы крылья, у меня на них аллергия! — и вот после этих слов мне стало совсем не по себе.
Открыв глаза, я обнаружила себя в незнакомой комнате. За окном царили занимающиеся сумерки, и в отбрасываемых тенях виднелась незначительная мебель довольно просторного помещения: кровать, на которой я оказалась, дверь напротив, шкаф справа от нее и комод с зеркалом, а слева, у окна во всю стену с красивыми газовыми шторами, удобное мягкое кресло, в котором расположился сам хозяин. Симпатичный, длинноногий и, наверное, высокий брюнет смотрел на меня настороженно, скрестив руки на груди и откинувшись на спинку. А меня почему — то больше всех занимал вопрос о том, какого цвета у него глаза. Сейчас, под темными прямыми бровями они казались совсем черными. Джинсы сидели идеально, белая в клетку рубашка навыпуск подчеркивала широкие плечи.
Увлекшись созерцанием незнакомца, я не сразу вспомнила, каким именно было его приветствие. Потом, воскресив в памяти недовольные слова, сосредоточилась. Как он там сказал, «сирена» и «убери крылья»? В замешательстве села, перейдя на истинное зрение, оглянулась, желая проверить теорию, и тут же подскочила на месте: мужчина оказался прав! За моей спиной и правда раскинулись пушистые белые крылья, от созерцания засиявшие еще ярче, и со стороны мужчины послышался болезненный вздох. Я перевела взгляд обратно и на этот раз с кровати нырнула в спасительный угол между комодом и стеной.
— Не может быть! Вы же вымерли! — потрясенно глядя на брюнета, выдохнула я.
Надо же, проделать столь долгий путь — и ради чего? Чтобы почти сразу оказаться в плену у расы, давно считавшейся погибшей? Да — да, по расоведению у меня всегда был высший балл! У него тоже были крылья — и какие! Такого плавного перехода в оперении от снежно — белого к дымчато — серому не могло быть ни у кого другого, кроме как у тех, кто зову сирен мог сопротивляться на генетическом уровне! В кресле, вытянув ноги перед собой, сидел не кто иной, как истинный дракон!