И снова возникали лишь новые вопросы, на которые по-прежнему не было ответов. Ни подсказки, ни зацепки, ни намёка. Пока Николас не мог этого объяснить.
Покинув дом Данкома, он отворил ржавую калитку, миновав кладбищенскую ограду. Многочисленные и еще необветшалые могилы теснились до такой степени, что сложно было сделать даже шаг, не пройдясь по месту чьего-либо упокоения. Убийца, забравшая все эти жизни, звалась «Чёрной Смертью». Вопреки упрёкам доктора Бартона в адрес язычников и рассуждений о Божьей Каре, тела сжигались по более простым причинам. Во-первых, таким образом горожане пытались предотвратить распространение чумы, и, во-вторых, в земле просто не оставалось свободного места, чтобы принять всю собранную чумой жатву. Люди погибали массово, и проводить отдельные похороны для каждого — не было возможности. Другого выхода просто не оставалось.
Блуждая среди плит, Николас присматривался к надписям: «Джон Харди — да обретёт он в смерти покой»; «Эдвард Скипвит — покойся с миром»; несколько неразборчивых эпитафий; «Сара Данч — мы встретимся, милая»; «Джолисия Стокдейл — покойся с миром»; «Алиса Сеймур — покойся с миром»; «Мэри Кобб — покойся с миром»; «Джонатан Винтер — зима в имени, лето в сердце»; «Жиль Пейтон — слуга божий»; «Джеймс Уиллот — поэт»; и снова — неразборчивые эпитафии…
На другом конце старого городского кладбища, возле высоких стен, находились другие монастырские ворота: старые, ржавые, они тоже были заперты, и через них также проблематично было бы перелезать.
Монахи вели себя странно, как и многие из обитателей этого города, но это ещё не повод обвинять их в исчезновении Греев или убийстве Эмилии.
Люди в серых рясах, находившиеся по ту сторону запертых ржавых ворот, по-прежнему продолжали игнорировать чужака. Оставив их, Николас направился в другую сторону — к фамильным склепам, расположенным подле дикорастущих кустов, в тени большого мрачного дерева: ещё не обрушившегося, но такого же мёртвого, как тела, находившиеся под могильными плитами. Один из склепов привлёк внимание сразу. Это был фамильный склеп семейства Сент-Джонс, на котором мэр не поскупился заранее установить две бронзовые таблички: «Филипп Сент-Джонс, январь 1302 г -…» и «Хельга Сент-Джонс, ноябрь 1326 г -…». Весьма предусмотрительно.
Как бы то ни было, Николасу нужно было отправляться на поиски потерянного Тоббом ключа и сбор оставшихся ингредиентов для зелья, без которого он не мог провести ритуал. Причём — желательно было разобраться и с тем и с другим как можно раньше, пока не стало слишком поздно, ходить впотьмах по болотам не самая лучшая затея.
Быстрым шагом покинув кладбище, вскоре Николас уже спускался по ступеням обратно, оставляя за спиной неприветливый монастырь с его нелюдимыми обитателями, а в его памяти продолжала играть по кругу всё та же органная симфония.
Большая часть дня казалась бездарно потерянной в бесплодных поисках, в то время как Николас натыкался на новые препятствия, не продвигаясь ни на шаг. Основную часть расследования, как правило, занимала именно рутина, требовавшая от охотника железного терпения, собранности и целеустремленности.
Как известно, Охотниками — не рождаются, ими становятся. Мужчины и женщины, скрывающиеся от преследования тамплиеры, кочующие бродяги, ведьмы и знахари, алхимики и оккультисты, бывшие монахи и обычные охотники за головами. Историй много. Как и причин стать тем, кем они становятся.
Кем-то изначально движут благородные цели: святая ненависть и желание избавить этот мир от зверей в человеческом обличье. Для других — это просто промысел, которым они зарабатывают себе на жизнь, занимаясь охотой за головами. Учёный мыслитель или философ может гнаться за знаниями, которыми обладают лишь те, кого больше нет с нами на этой грешной земле. А кто-то — жаждет использовать власть над демонами для достижения своих личных целей. Да, демоны способны толковать Писание красноречивее любого богослова; им ведомы тайны любого смертного, от последнего нищего до первого короля; они знают местонахождение всех кладов и превосходят любого учёного своим познанием наук. Но чтобы понимать речи демонов, — необходимо сперва изучить их язык, и даже тогда ждать от них сострадания и бескорыстности не приходится.
Нередко идеалисты становились закоренелыми циниками. Жизнь обесценивалась. Своя ли, чужая — это не имело решительно никакого значения. Для каждого знакомство с миром демонов становилось настоящим испытанием: кризисом веры, крахом устоев, кардинальным пересмотром фундаментальных жизненных позиций и привычных ценностей. Многие ломались уже на этом этапе, не желая понять и принять той простой истины, что привычная им картина мира навсегда изменилась и пути назад более не существует. Остальные — справлялись, выживали и принимали отведённую им роль, несмотря на то, что это решение давалось им тяжело.