— Вы все еще не поняли? Демон не сможет управлять мной. Кровь Йорина ему неподвластна. Я думаю, что сумею удерживать в себе демона, и он никак не сумеет себя проявить, — с непоколебимой убежденностью заверила Хельга.
— Вы так думаете? Но что, если вам не удастся его сдержать?
— Если демон сможет овладеть мной – мир погибнет, — твердо, не моргнув и глазом, произнесла Хельга. — Но если вы хотите, то можете закончить все здесь и сейчас. Я почти уверена, что смогу удерживать демона в своей душе, пока она не покинет этот мир. Если вы думаете, что так будет надежнее… — голос ее все-таки дрогнул, — То, пожалуйста, постарайтесь не промахнуться.
На мгновение в подземелье повисла тишина. Николас не мог решиться сделать выбор и медлил. Его мозг лихорадочно перебирал вероятные линии развития будущего, которые зависели от его решения: убить демона, при этом погубив прекрасную и любимую женщину, или же довериться ей, и поверить в силу крови ее предков. Если же он выберет первое, то навсегда избавит человечество от угрозы возвращения древнего демона, но тогда навсегда потеряет тот свет внутри себя, который еще окончательно не притупили зелья Охотников, — любовь. Если же Николас выберет иной путь, то он пойдет на большой риск. Никому доподлинно не известно, на что способен коварный демон, и хватит ли сил праправнучке Йорина сдерживать его внутри себя.
Хельга стояла перед Николасом расправив плечи, и безропотно была готова принести себя в жертву, полностью доверяя решению своего любимого. Она доверила ему всю себя, совершенно не противясь смерти, но рука Николаса не осмеливалась поднять на нее свой клинок. Впервые в жизни воин почувствовал дрожь в крепкой руке и как к его горлу подступает ком.
Решившись, охотник отбросил свой меч в сторону, отказываясь убивать невинную душу, и обессиленный рухнул на колени перед Хельгой. Она нежно взяла его лицо в ладони, и ласково поглаживая по заросшей щеке, произнесла:
— Я надеялась, что вы этого не сделаете. Вам не нужно меня бояться, — глаза ее блестели от слез, а на лице появилась почти неуловимая улыбка, — Пойдемте, здесь не на что больше смотреть.
Эпилог
Из дневника Николаса Мореля
Я не мог этого сделать. Я знал, что она — мой путь к нормальной жизни. Жизни, которая может и не будет все время беззаботной и счастливой, но в которой я смогу жить. Это был мой последний шанс, и я не мог позволить ему ускользнуть сквозь пальцы. Так что мы ушли вместе. И я никогда не забывал что она хранит внутри себя. Время от времени я смотрю на нее и думаю: пытается ли она контролировать это? Только бы у нее хватило сил, чтобы сопротивляться.
Всегда, когда она становится неразговорчивой, и я вижу, как странно меняется ее взгляд, я боюсь что это начинается. Но мы все еще вместе, и я знаю, что позабочусь о ней. Я никогда и никого так не любил, но я остаюсь на стороже. Когда мы ложимся в кровать, то на всякий случай, чтобы она не видела, я всегда кладу под подушку кинжал.
…Лендлорд Лимси выздоровел и восстановил свое доброе имя. Он стал мэром Корвуса, который позже был переименован. Своим первым решением новый мэр основал отряд самообороны горожан, который был возглавлен кузнецом Джоном Тоббом. Вместе они прочесали все окрестные леса и болота, и ни один из приспешников демона не ушел от них. Одним из последних под клинками их мечей пал рыбак Саймон.
…Благодаря моей помощи, Эмма смогла поправиться. Возможно даже, она все забыла. Она осталась жить в доме мэра, но теперь — как жена Лимси. Я получил от неё сотни пригласительных писем, но это место я не хочу больше видеть никогда.
…Несомненно, трактирщик Коллинз — совершенно изменился. Теперь он более приветлив с посетителями и всем рассказывает, как я спас ему жизнь. Он даже изменил название таверны на «Руки Сарацина». Возможно, на такое название его навели мои татуировки. Я не знаю.
…Из монахов выжило только трое: аббат Майкл — и еще двое. Они, в конце концов, решили не оставлять все в руках Господа и заперлись в здании. Впрочем, в городе они не остались. И как только снаружи стало немного безопаснее, они покинули эти места. Никто не знает, куда они отправились. Возможно, они поселились в каком-нибудь другом монастыре, а возможно, они бродят по миру в поисках веры.