За ночь прикипела к нему. В городе у нее были парни. Спала, утром уходила, словно отряхиваясь, и ни к одному не тянуло вернуться на следующий день. Природа брала свое, снова ложилась с новеньким или стареньким, без разницы, и опять уходила без сожаления.
Когда отец сломал ногу два года назад — вернулась домой. Что-то срослось не так, ходил только на костылях — ни дров наколоть, ни воды принести. Одноногие приноравливались, а он еще не привык, к тому же болталась она балластом, мешала — не наступить.
Притупилось за два года женское желание и вспыхнуло моментально с приездом в деревню новенького. Ночью отдавалась ему вся, стараясь вобрать в себя каждую его клеточку, прижаться всем телом и не отпускать. Сейчас он ушел во двор, а ее тянуло к нему, хотелось быть рядом, обнять — пусть так и ходит, колотит свои доски вместе с ней.
Она улыбнулась тоскливо, чувствуя на щеках слезы, и даже сразу не поняла, что плачет. Еще чего… вытерла ладонью, сполоснула лицо водой. Обед надо готовить — вечная женская доля. Открыла холодильник, вздохнула, пожав плечами, слазила в подполье — там вообще пусто. Надо идти к родителям.
Валентина изредка поглядывала на Матвея, не понимая, чего старый торчит во дворе? Позже догадалась — подглядывает в дырку за соседом. Уже вся деревня знала, что Светка Яковлева ночевала у новенького, растрепала самогонщица по всем домам.
Во двор вошла тетка Матрена, забежала в дом, всплеснула руками.
— Ой, Валентина, оказывается Борис-то хахаль Светкин, городской. Она от него там аборт сделала, а он и не знает ничего, приехал жениться.
— Ты-то откуда знаешь, Матрена? — сразу не поверила ей Валентина.
— Так она сама Зинке рассказывала, сама. Еще травки у нее брала какие-то, чтобы аборт без последствий прошел.
Валентина покрутила пальцем у виска.
— Ты че, Зинку не знаешь?.. Врет, как всегда. И что за подлая баба… не угомонится никак. Ты бы пошла к Зинке о своих женских тайнах рассказывать?
— Не, не пошла бы, — Матрена задумалась, потом вскрикнула: — Ой, так она же беременная тогда.
Тетка Матрена пулей выскочила из дома. Валентина успела крикнуть ей вслед:
— Дура ты, еще одна сплетница появилась.
Но та уже не слышала ничего, побежала разносить более свежие новости.
Дед Матвей усмотрел сквозь дырявый забор, что Светка вышла на улицу, выждал минуту и направился к Борису.
Вошел во двор, удивился — хозяин не прибивал доски молотком к сараю, а вкручивал их дрелью. Вжик, вжик… гвозди словно сами впивались в доски.
— Здорово, сосед, ты как это дрелью гвозди сверлишь?
— Привет, дед Матвей. Это не гвозди, это саморезы, — он показал один поближе, — они надежнее и выкрутить всегда можно, не надо доски гвоздодером портить, если потребуется. Покурим что ли?
— Покурим.
Они уселись на крылечко. Дед, как всегда, брал газетный листок, насыпал в него махорку, а еще лучше самосад, и попыхивал в удовольствие.
— Что-то утром не заглянул ко мне? — с хитроватой улыбкой спросил Борис, — может, обидел тебя чем?
— Дак я… это… Не-е… Светка Яковлева же у тебя ночевала. Жениться будешь или гулять? — спросил в лоб дед Матвей.
Михайлов не сомневался, что деревенские уже прознали. Это в городе живут люди на одной площадке и даже не знают, как звать друг друга.
— Пока поживем вместе, приглядимся к друг к другу, а там видно будет. Не век же бобылем жить.
— Это точно, Светка баба хорошая, ученая и работящая. Ты давно ее знаешь? — закинул он пробный шар.
— Вчера познакомились, — ответил Борис.
— Дак я…это… и не сумневался. Права моя Валентина.
— Ты о чем, дед? — не понял Борис.
— Дак я… это… ни о чем.
Михайлов стал догадываться, спросил:
— Зинка что ли наплела чего? Видел я, как она дефилировала спозаранку по деревне.
— Дак я… это… ну… что ты хахаль ейный еще с города.
Михайлов расхохотался от души. Объяснил сквозь смех:
— Нет, дед Матвей, мы вчера познакомились. Врет опять ваша Зинка. Но ты заходи ко мне, не стесняйся Светланы — нам скрывать нечего.
Он бросил окурок в жестяную банку, пошел прикручивать доски. Дед Матвей покрутил в руках свою цигарку, обычно бросал на землю, но вслед за Борисом кинул тоже в банку. Пошел рассказывать своей Валентине, что она оказалась полностью права.
Светлана вошла в свой дом, словно в гости. Так почему-то показалось ей сразу. Отец сидел за столом, смотрел прямо в глаза, ожидая ответа. Мать сжалась в комочек у печки, скрестила на груди руки и тоже ждала. Родители поняли, где ночевала их дочь, хоть самогонщица и Матрена обошли их избу стороной.