− Так вот, глядел я на череп покойной Ниночки и вспомнил про афонские костницы. Вспомнил, как Нина мужа своего похоронила, а ведь тогда еще молодой и красивой была!.. Что ты! Это вам не сегодняшние, которые из силикона. Простите, девушка, это я не про вас…
− Ничего, − ответила Аня, потупив глаза, − продолжайте, пожалуйста.
− Так вот. Как мужа похоронила, так она ни одного мужика близко к себе не подпустила. А я ведь, грешным делом, влюблен был в нее, и даже свататься пробовал. Так она меня поленом со двора погнала. Вот какая Ниночка-то была. Ну, конечно, в церковь ходила, причащалась часто. Псалтирь − представляете − наизусть выучила. Евангелие − спроси с любого места − с ходу продолжит, прямо слово в слово! Вот почему и косточки ее были как у монахов афонских. Святая она, вот что!
− Дед, а ты не забыл, что мы тут по поводу другой покойницы, − напомнил Борис.
− Видимо, надо тебе еще полста плеснуть, чтобы успокоился. − Старик придвинул ведро и произвел все необходимые для успокоения оппонента манипуляции. Борис хряпнул, крякнул и на самом деле успокоился.
− Спасибо, старый философ, ты − человек! − произнес он с благодарным поклоном.
− Дедушка, вы продолжайте, пожалуйста, − попросила Аня.
− А теперь о дочке ее новопреставленной, − обстоятельно заговорил старик. − Люся ведь и сама о себе говорила: я непутевая, шалопутная, блудница вавилонская и в таком роде. Видно, так нужно, чтобы у святой матери случилась дочь непутевая. Уж не знаю почему, но много я таких случаев наблюдал в жизни. И много тут таких в могилках упокоились. И даже вот как с Ниной бывало: копаешь новую могилку, а тут в руки мне катится черепок бывшей блудницы от святой матушки − и что вы думаете! Да череп этот такой же чистенький да беленький, что у маменьки! Эх, много я тут слез выплакал! Да всё больше от благодарности Господу за Его милосердие. Мы ведь все такие − непутевые да шалопутные, а Он за молитвы наших святых нас из самой преисподней за волосы вытаскивает.
Старик достал из кармана брюк мятую тряпицу, высморкался, произнес вежливое «прошу прощения» и, оглядев примолкших слушателей, продолжил:
− А теперь скажу самое странное слово. Вы только не того, сходу не возмущайтесь. Подержите в себе маленько. Слово это будет необычное, но верное. Опять же на опыте кладбищенском настоянное. Так вот оно: это хорошо, что Люсю убил ее сынок-наркоман.
− Ну ты, дед, совсем уже!.. − воскликнул Борис. − Хорошо, что убил?.. Ты серьезно?
− Не старайся, внучок, − проворчал старик, махнув рукой, − все одно больше не налью. У тебя ум головы уже не способен кладбищенскую философию вместить. Тебе бы скорей налопаться, да в люлю упасть. А у нас тут серьезная беседа.
− Не слушайте его, все вы правильно говорите, − поддержал рассказчика Игорь. − Я нечто вроде этого у Святых отцов читал, в Отечнике.
− То-то я вижу народ ко мне пришел подготовленный, − обрадовался дед. − Вы ведь православные? Церковные, поди?
Игорь согласно кивнул.
− Тут ведь не то хорошо, что убил, а то хорошо, что убийца берет на себя грехи убиенного. Ясное дело, что случилось это по молитвам святой родительницы нашей новопреставленной. Ну вот, детки… Так что не удивлюсь, если, копая соседнюю могилку, мне под руки выкатится череп Люси нашей, и будет он свидетельствовать спасение души ее.
− А что, по-вашему, с Васей будет? − спросила Аня. − Я его особо не знала, но на вид он такой хорошенький был. Жалко парнишку.
− Господь милостив, − склонив седую голову, произнес старик. − Нам не ведомы суды Божии, только одно точно скажу: Господь по молитвам бабушки Нины с Васей сделает все так, чтобы и его душа упокоилась с миром. А наше дело, не сомневаться в этом, а молиться о упокоении усопших. По себе знаю, нет ничего лучше для моей души, чем молиться о покойниках. Они умеют так хорошо благодарить!
− А как вы узнаёте, − спросил Родион, − что они благодарят? Это же, наверное, неявно…
− А вот так: как помолишься хорошенько, так слезы приходят. И это не слезы обиды или страха, это слезы радости. Очень, знаете ли, приятно, будто мама родная обнимает дитя, чмокает в макушку − и ему хорошо и спокойно становится. Так что, родные мои, молитесь о упокоении почаще. Молитесь о Людмиле новопреставленной, о помиловании Василия заблудшего, и даже о сожителе ее, хоть он и не наш, не православный, а тоже ведь человек − и его Господь любит, и всех нас… − И всплакнул старичок, а вместе с ним и все остальные зашмыгали, смущенно промокая слезы платочками. И от слез этих светло становилось на душе − видимо, и вправду, покойники благодарили.