И вдруг, как по мановению волшебной палочки, майор Щебенко в густых зарослях осоки на берегу затона разыскивает затопленный сгоревший автомобиль с обугленным телом, причем зубы, по которым опознавали усопшего, по счастью оказались именно такими, как у Лаврентия, за что областной стоматолог стяжал немалую мзду, впрочем что ему оставалось, когда он получил предложение, от которого невозможно отказаться. Кирилл получил вожделенное свидетельство о смерти родителя и вступил в права наследования, слегка удивившись размаху воровства и коррупции усопшего родителя.
С помощью того же Паоло, он немедленно распродал ценности, недвижимость (кроме корсиканской виллы), расплатился с итальянским мажором и на всякий случай справил себе итальянский паспорт, новый русский на имя Киприана и с помощью пластической операции сделал себе «новое лицо». В качестве главного приза этой многоходовой операции свежеиспеченный Киприан избрал для себя… да, да, конечно обладание Анечкой. Как дитя порока, привыкший получать сызмальства всё, что ни пожелает, он не мог простить вселенной неудачу в обретении столь ценного «артефакта», как непокорная, красивая, талантливая девушка.
После позорного бегства от местной шпаны, охранявшей Аню, бегства неудачного, которое завершилось тремя выбитыми зубами и четырьмя сломанными ребрами, Кирилл и не думал отказаться от своей затеи по обузданию непокорной красавицы. Методом проб и ошибок юноша разыскивал пути достижения цели. Он даже стал ходить в церковь, чтобы понять, что же так влечет девушку в столь мрачное место, где бабки в платочках под заунывное «Господи, помилуй» крестятся и кланяются изображениям тех, кого не видно и не слышно. Его весьма удивило тихое счастье, сиявшее на лицах тех прихожан, которые причащались. У Ани, когда она отходила от золотой чаши со Святыми дарами, был такой вид, словно сам Бог поцеловал её и ведет за руку по жизни. Кирилл даже забивался в самый темный угол храма, чтобы она не увидела его страха и смятения – а его действительно пробирал липкий противный страх, до горячего пота, до мелкого трясения в коленях. Кирилл не раз представлял себе, как Аня, вся такая сияющая, недоступная, небесная, увидит его таким скрюченным, в пятнах стыда – и на всю церковь громко рассмеётся ему в лицо.
Чтобы хоть что-то понять в таинственных церковных событиях, столь доступных для простых людей и чуждых для него и людей его круга, Кирилл накупил стопку книг в церковной лавке и дома засел за их изучение. Как в дебрях амазонской сельвы, продирался он сквозь церковно-славянские выражения, дореформенные «еры и яти», длинные замысловатые рассуждения монахов, послания апостолов, вроде бы простые евангельские притчи, но непонятные и даже чуждые ему, такому умному, воспитанному на европейских свободных ценностях. Наконец, в голове появилось нечто понятное: всё дело в гордыне. Архангел Денница пал гордостью, а святые побеждали зло смирением – благодеянием, противоположным гордыне. Позволив разуму принять эту простую истину, Кирилл обнаружил в себе страшного зверя, который буквально пожирал его изнутри. Да, он собственной гордостью уподобился падшему архангелу, который оказывается с раннего детства ведет его по жизни в адскую пропасть. Не как Аню Господь Бог ведет за руку в Небеса!.. А именно в ад, на вечные страдания!.. Его! Такого красивого, умного, с легкостью способного очаровать самую красивую женщину… Кроме Ани.
Что же делать? Ну, не к местному же попу идти за помощью! Он-то поди Аню с детства знает, он-то сразу распознает в трясущемся от страха мальчишке смертельно влюбленного в неё потенциального насильника. Как там у них это называется – блуд, прелюбодеяние, похоть… Не как у нормальных людей, красиво – секс, заниматься любовью, предаваться весьма приятным утехам, а вот так гнусно – похоть! Так грязно – блуд! А не от этого ли словечка происходит слово «ублюдок» – такое позорное, которое, по их мнению, можно применить к любому современному человеку. Значит вот как – я ублюдок, Аня – святая. И с этим нужно что-то делать, не оставлять же на полпути мечту. Э, нет, в борьбе за свое счастье нужно идти до конца, до победы, до полной безоговорочной капитуляции.