− Полегче, Киприан! Береги себя для большой цели. − Князь долгим пронизывающим взглядом ощупал визави, успокоился и продолжил: − Давно замечено, что наиболее прогрессивное воздействие на человеческое сознание производит не страх, не лживая пропаганда, а душевный разговор, облеченный в строчки гениальных книг и кадры талантливых фильмов. Каждое слово должно быть понятно и принято читателями и зрителями как своё собственное. Вспомни самые удачные проекты в мировой культуре − это всегда повествование от имени простых людей, про обычных людей, а через них раскрываются тайны глобальных исторических процессов. То есть от частного − к общему. От твоей красивой любви к милой Анечке − к миру во всем мире! А! Каково! Чувствуешь размах! Какие масштабы!
− Да, конечно, конечно… − задумчиво произнес Кирилл. − Только вы сказали, что к числу моих преимуществ относится знание духовной жизни русского народа. А это в свою очередь значит, что я просто обязан прочесть книгу и сценарий, и внести необходимые коррективы.
− Вполне разумно, мой мальчик! − снова улыбнулся Князь, оскалившись по-звериному. − А у меня всё для тебя готово. − Он снял с мраморной каминной полки толстую папку и протянул юноше. − Читайте, молодой человек! Только попрошу, красным карандашом делать пометки, чем больше, тем лучше. Можешь работать здесь у меня, а можешь в кабинете у себя дома.
− Пожалуй, начну сейчас и здесь. Не терпится! − Кирилл вскочил, потянулся всем телом и почувствовал невероятную бодрость.
− Тогда поднимайся на второй этаж и занимай кабинет с окнами на восход.
Роман в виде машинописного текста с двойным интервалом Кирилл проглотил в первые три часа. Никогда в жизни он так быстро не читал. Видимо, «талантливые негритята» не зря получили свои немалые гонорары. В романе имелось всё, что делает рукотворный текст культовым произведением: интересный, лихо закрученный сюжет, весьма симпатичные герои, немного философии, чуть-чуть юмора, красивая любовная линия, мастерски прописанные пейзажи, диалоги и, конечно, хэппи-энд.
Перевернув последнюю страницу, он подошел к большому окну, залюбовался алыми красками восхода солнца. На ум пришло неожиданное сравнение. Пожалуй такой острый живой интерес к книге Кирилл испытал только во время чтения «Пространства белых риз» Игоря Крюкова.
Только… Что-то так да не так. Он помнил то светлое чувство, подобное вкусу святой воды, которое вливалось в сердце, по-детски распахнутое всему хорошему. Каждое слово той книги отзывалось тихой радостью, дарило надежду, будто раскрывались бесконечные просторы, залитые светом и звали его. В этом же мега-романе имелось нечто тревожное, причем, сразу и не поймешь что, а только к острому интересу примешивается ощущение, подобное наркотическому дурману. Оно весьма приятно, легко и сладко, но сердце подсказывает, что эйфория скоро пройдет, и наступит похмелье или даже ломка. На Кирилла внезапно навалилась тупая свинцовая усталость, он едва успел пройти два шага до дивана, упал на мягкую горизонталь и отключился.
Проснулся он от яркого света. Из окна прямо на лицо изливался поток полуденного солнца. Снизу доносилась музыка, Кирилл спустился в каминный зал и увидел Князя, энергично дирижирующего. Пурпурная тога развевалась, как живая, под жизнеутверждающие звуки.
Не оглядываясь на вошедшего, Князь продекламировал:
Я поднял взор, когда она взгремела,
И услыхал, как сквозь отрадный гуд
Далекое Te Deum долетело.
− Великий Данте именно так писал в «Божественной комедии» об этом гимне любви. В той самой части, когда он входит во врата чистилища. Если не узнал, это Берлиоз, «Te Deum» («Тебя, Бога, хвалим»). Для меня сей гимн вместо утреннего кофе со сливками. Выспался? Как себя чувствуешь?
− Великолепно! − воскликнул Кирилл, пытаясь перекричать особо мощное фортиссимо.
− Удалось перед сном почитать нечто гениальное? − Князь убрал громкость и указал дирижерской палочкой, зажатой в руке, на стол с кофейником и круассанами. − Если пожелаешь, завтрак по-французски, «le petit dejeuner».
− Спасибо, есть не хочется. У меня внутри будто ядерный реактор вторые сутки бушует. Даже во сне продолжал работать с текстом.
− И каково первое впечатление?
− Гениально, нет слов! Этот роман можно смело поставить в один ряд с той же «Божественной комедией» Данте, «Мастером и Маргаритой» Булгакова, и пожалуй, с «Потерянным раем» Мильтона.