Игорь перепробовал немало видов трудовой деятельности. Он не был обделен здоровьем и силой, умом и спокойствием, что дало возможность попробовать себя в военном деле, рыбаком на сейнере, слесарем, скульптором, каменщиком, медбратом, пекарем и мелкооптовым продавцом на рынке. Странное дело, ему нравилась всякая работа, он даже преуспевал и был на хорошем счету, только «семейная болезнь» не позволяла ему работать дольше двух лет – называлась она «патологическая честность». Как только начальство выделяло его из нестройных рядов трудящихся и начинало продвигать по служебной лестнице, обязательно следовало предложение вступить в долю и делиться откатом, Игорь, упрямо склонив голову набок, произносил твердое «нет» – тут и карьере конец. Но, как сказал сатирик: «опыт есть, и есть, что рассказать подрастающему поколению».
Он даже и не мечтал об этом, не завидовал и не тешил себя тщеславными планами, просто вышло так, как вышло. Однажды он сидел в кафе на набережной, под шелест морской волны читал детектив, удивляясь, как можно писать так шустро, абсолютно не имея представления о деле, которое легло в основу сюжета. Иногда он отрывался от книги, оглядывался, убеждаясь, что находится в реальном мире среди живых людей, всматривался в размытую линию горизонта, за которую привычно и без должного величия уплывал алый солнечный диск. Глубоко вдыхал волнующие ароматы йодистых водорослей, крепкого кофе, жареного мяса, апельсинов, отпивал глоток черной гущи из чашки, и вновь погружался в чтение, хмыкая и бурча под нос. Когда в очередной раз Игорь поднял глаза от текста, обнаружил рядом седого мужчину с ироничной улыбкой на волевом лице, похожем на жесткое лицо покойного отца.
– Неужто эта макулатура может вызвать такой интерес? – прозвучал хрипловатый голос соседа по столику.
– Не поверите, сам удивляюсь, как можно так бездарно, непрофессионально писать столь интересные книги, – пробурчал в ответ.
– А хотите расскажу, как это делается? – сосед протянул жилистую загорелую руку и представился: – Макаров.
– А по имени?
– Макаров… – улыбнулся сосед. – Помните, фильм с одноименным названием, если не ошибаюсь, Хотитенки Вовы.
– Да. Мне там понравилась фраза, сказанная поэту Макарову спонсором: «Что, не пишется? Зря я вам деньги дал. Расчувствовался, принципам изменил! А поэт должен быть голодным!» – Потом вспомнил об этикете и представился: – Игорь. А что касается такой вот литературы, – Игорь покачал книжкой над столом, – думаю, не стоит даже время тратить, всё и так ясно. А вы, Макаров, лучше дали бы что-нибудь почитать хорошее. На ваш взгляд.
– Вот извольте, – он извлек из-за пазухи смятую пополам рукопись и со вздохом протянул. – Только попрошу вернуть по адресу, – он положил визитную карточку на стол, – а то ведь единственный экземпляр.
– Не жалко отдавать незнакомцу? – Игорь глянул на карточку: «Макаров» и адрес.
– Какой же вы незнакомец! Я знаю у кого вы остановились, откуда приехали, адрес прописки, сколько здесь живете и сколько вам осталось. Городок-то маленький, каждый приезжий на виду, а я тут вроде местного авторитета. Нет, не криминального. Полковник в отставке. Как и вы, из столицы, переехал по совету Бродского. Помните: «Если выпало в Империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря»?
– Да, «Письма римскому другу», – кивнул Игорь.
– Верно. К тому же вы… читатель! Нынче вашего брата немного, по пальцам одной руки можно пересчитать. Ну ладно, пойду. Приятно было пообщаться. – Макаров встал из-за стола и вразвалку побрел по набережной.
Игорь бережно раскрыл рукопись, расправил на сгибе и прочел первую строку: «Очнулся в госпитале после смертельного ранения и понял нечто важное. Господь даровал мне еще немного времени, чтобы я описал главное событие своей жизни». Казалось бы, офицеру боевому, чудом выжившему «в горячей точке», логично было бы описать события войны, ан нет! Это была повесть о любви всей жизни.
Игорь погрузился в глубины текста. Он не замечал, верней, не обратил внимания на то, как покинул кафе, сел на кожаное сиденье такси, по серпантину с визгом тормозов поднялся на Горку. Не отрываясь от текста, прошел, спотыкаясь, по пустому двору, кивнул на приветствие заспанной хозяйки из окна, погладил горячую пыльную холку огромной овчарки, вскарабкался по ноздреватым каменным ступеням в сарайчик. Вдохнул приятный аромат прелого сена и вяленого кизила, присел на жесткую кровать, облокотился на фанерную столешницу парты и так провел весь день и ночь до рассвета.