− Ужас! Куда такие деньжищи! − она допила красное вино, промокнула губы, порылась в конверте, вытащила карточку. − Какая красивая! Слушай, а можно я сейчас заплачу вот этой золотой. Просто я никогда еще не пробовала. Можно?
− Вообще-то это я тебя пригласил и сам должен оплатить счет. Но если у дамы такой каприз!.. Гарсон, лядисьон, силь ву пле!
− Ух ты! Здорово у тебя получается по-ненашему! У меня язык такие фортеля ни за что бы не выкрутил. − Взяла бутылку со стола и прочла: бор-де-а-укс. Это как по-русски?
− Бордо!
− И зачем столько лишних букв? А вот и гарсончик! Давай, Петька, учи Анку пулемету!
Официант бережно взял золотую кредитную карточку, уважительно глянул на шаловливую мадам и как-то подозрительно быстро произвел товаро-денежную операцию. Шмыганул по карточке ручным устройством, попросил автограф и вытянулся в ожидании чего-то еще. Сергей протянул ему бумажку с цифрой сто на уголке. Для Ани пояснил:
− Чаевые, так принято. Они для меня любой спецзаказ выполняют. Хочешь, проедем в мою галерею? Тут рядом.
− О-о-о, нет, нет, засиделась я тут у вас. − Она взглянула на часики. − Мерси, конечно, но у меня вечером самолет. Пора домой!
− Так я же тебе обратный билет на послезавтра заказывал. Ты что, не хочешь походить по Парижу, посетить музеи, заглянуть в приличный магазин, подновить гардероб? А можно вообще круиз по Франции устроить!
− А я, Сереженька, купила обратный на сегодня. Прости, домой хочу. В милый, милый дом! А тебе − спасибо за все! И от всей души желаю тебе счастья!
Сергей посмотрел на Аню долгим печальным взглядом и снова вздохнул.
В отель Аня возвращалась чуть не бегом. Ворвалась в номер, закрыла дверь, прижалась к прохладному полотнищу спиной. Наконец она одна! Можно снять шутовскую маску, принять горячий душ, смыть с себя хищные запахи чужого мегаполиса… Рухнуть ничком на пружинистую кровать и дать волю очередному приступу жалости. Аня оплакивала этот город, представший ей загаженными руинами некогда блистательного Парижа, о котором мечтала с детства; незавидное одиночество воришки Сережи, старика Лаврентия, обворованного сыночком Кирюшкой.
Подняла мокрое лицо, взглянула на холодные стены роскошного номера, вспомнила церковь на улице красных фонарей, мальчика в черном, ведущего под локоть редкого прихожанина в крошечную крипту, отвоеванную православными; вычурные произведения Дали, показавшиеся ей воплощенным безумием; бульвары с горластыми беженцами и туристами, любителей пива − «писающих мальчиков» у всех на виду, стариков, роющихся в мусорном баке; таксиста-египтянина, сочувствующего жертвам Севастополя, постаревшего в отчаянии Ален Делона − и продолжила самозабвенный плач. Зато улетала Анечка, хоть и с распухшими глазами, зато без всякого сожаления, с легким сердцем: домой, домой!
Адаптация
Говорят, если деревья долго лежат в земле,
То они превращаются в уголь, в каменный уголь,
Они долго горят, не сгорая, и это даёт тепло.
А я хочу тянуться в небо. Я хочу тянуться в небо.
Нет, не потому, что я лучше других деревьев, нет.
Я этого не говорю. А просто. Просто я такое дерево.
Микаэл Таривердиев. Я такое дерево
Не только горькое парижское разочарование, вспышка патриотизма и магнетизм родных берез и тополей звали Аню домой. В аэропорту Шереметьево-2 чуть в стороне от возбужденной толпы встречающих неуклюже помахивал веером букета перед мятым заспанным лицом Игорь. Он глядел поверх голов на табло, сквозь табло, пространство и время − в непостижимую вечность, пытаясь запечатлеть таинственные впечатления словесными знаками, знаковыми словами, раскрашенными цветами, озвученными мелодиями, которых на Земле не бывало тысяч семь лет, но обязательно вернутся. Он даже вздрогнул от неожиданности, когда его плечи обвили теплые гибкие руки, а на грудь уютно легла щека встречаемой пассажирки рейса SU 2453.
− Привет, − только и смог выдавить из себя.
− Здорово, − в тон ему ответила девушка и еще крепче прижалась к груди встречающего, прислушиваясь к нарастающему грохоту сердца. − Мы пешком или как-то иначе?
− Лучше бы пешком, но уже ангажирован таксомотор. А, кстати, этот веник, ой прости, букет прекрасных цветов, кажется тебе. Возьмешь себе или прямо в урну?