Джан взял Евдокию за руку, поцеловал её холодные тонкие пальцы. Потом подошёл к кроватке, где лежали дети. Каждого поцеловал в лоб.
– Джан, – тихо произнесла Евдокия. – Я благодарна тебе за всё. Но может быть ты…
Джан перебил её:
– Не надо, Дуня, прощай.
Когда хлопнула входная дверь, Евдокия подошла к детям. Посмотрела на спящих сыновей. Ещё час назад Джан сначала переодел их, положил рядом с Евдокией, потом забрал от материнской груди, переложил в кроватку. И теперь ушёл. Евдокии показалось, что в сердце образовалась какая-то пустота.
Джан был её спасителем, помощником, собеседником. И ей стало страшно оттого, что она не справится теперь без него. Она погладила пальцы, которые несколько минут назад поцеловал Джан. Поднесла их к своим губам.
За все эти месяцы, что он был рядом, Евдокия успела полюбить его. Не такой любовью, какой она любила Григория. Какое-то другое чувство она испытывала к Джану. И это чувство было сильнее благодарности, сильнее привычки. Оно было таким, что Евдокия не могла даже понять, что с ней произошло.
Ей казалось, что дети любят Джана больше, чем родного отца. Они быстрее успокаивались у китайца на руках, улыбались только ему. Ни Евдокия, ни Григорий не вызывали особой радости у детей, а как только Джан говорил с ними, как только брал на руки, их ротики расплывались в улыбках.
Григорий сильно нервничал. Говорил Евдокии, что пора завязывать с этой заботой, и она сама уже может ухаживать за детьми. Но не решался сказать об этом Джану, а Евдокия и подавно не собиралась этого делать.
Когда муж вернулся домой, Евдокия была сама не своя.
Григорий всё понял. Обнял жену. Она поначалу прижалась к нему, а потом как-то небрежно оттолкнула от себя и произнесла:
– Что-то мне не по себе, Гриша.
Слёзы катились из её глаз. Григорий опять приблизился к Евдокии.
– Ну всё, всё, главное, что мы вместе. Мало ли кто в тебя ещё влюбится. Что мне теперь, со всеми тебя делить что ли? – произнёс он.
– Как-то поздно ты, Гриша, внимание на меня стал обращать. Я столько любви, как в глазах Джана, в своей жизни никогда не видела, – сказала Евдокия с грустью в голосе.
Григорий нахмурился.
– Любви она не видела! А я тебя не устраиваю уже? Любви мало в моих глазах? Так загляни глубже.
Григорий приблизился к жене, пальцами приподнял веки.
– Смотри, видишь любовь? – крикнул он громко.
– Не кричи, – спокойно ответила Евдокия, – детей разбудишь. Чего ты закипятился так? Я ведь всю жизнь думала, что я какая-то не такая, некрасивая, неприятная. От тебя слова хорошего не слышала, от детей тоже. Один Макар чего стоил, столько крови у меня выпил. Он и сейчас пьёт. Душа у меня болит за него.
Всем вам нашлось место в моей душе: и тебе, и Макару, и Зое. Только ни у одного из вас в душах нет меня. Я просто была удобной для тебя. Да, я знала, на что шла. И гордилась, что именно я стала твоей женой. Ведь все остальные бабы только тебя хотели, а дети им не нужны были.
А я детей полюбила всей душой, как и тебя, Гриша. Их отношение ко мне зависело от тебя. Как ты относился, так и они. И если бы не Джан, никогда я не почувствовала бы себя любимой. И ты изменился с его появлением. Ревность принял за любовь? Или разглядел во мне человека?
Григорий слушал молча.
Потом встал на колени перед женой, запричитал:
– Дунечка, прости меня, я же люблю тебя. Ты же у меня самая лучшая. Ты сделала меня самым счастливым. У нас же дети, Дунечка!
– Встань, Гриша, – сказала Евдокия. – Никуда я от тебя не ухожу. Иди ужинать. Мне пора кормить. Слышишь, зовут?
Сыновья проснулись, раскричались, Евдокия ушла в комнату. Она взяла их по очереди, расположилась поудобнее на кровати и начала кормить.
Потом положила их рядом с собой. Закрыла глаза.
Представила себе, как сейчас Джан подошёл бы и разговаривал с детьми, рассказывал о своей Родине.
– Как повезло Григорию, что ты есть у него, – произнёс как-то Джан. – Я ещё не встречал в жизни такой влюблённой женщины, как ты, Дуня. Если бы ты видела, как на него смотришь! И я отдал бы всё для того, чтобы женщина так смотрела на меня. Я бы носил её на руках.
Джан взял руку Евдокии в свою и продолжил:
– И ещё больше я был бы счастлив, если бы этой женщиной оказалась ты.
Евдокия замерла. Ей стало стыдно. Залилась краской. Стало не по себе оттого, что Джан видел её обнажённой, принимал у неё роды и при этом был влюблён. Вспомнила все его прикосновения, массаж груди, когда у неё образовался застой молока. От всех этих воспоминаний волосы зашевелились на голове.
– Ты не подумай, Дуня, что я сошёл с ума. Просто мне тяжело так жить. И уйти я не могу. Не хочу бросать тебя, пока ты ещё слаба. Просто знай об этом. И когда мне придётся уйти, не злись на меня. Твои дети стали мне родными. Это моя любовь к тебе спасла их. Я с вами, потому что вы нужны мне. Моё сердце остановится тотчас, как я покину вас. И я уже готов к тому, что стану бессердечным.