7
— Не смотрите на меня так, — сказала Лариса Петровна. — Вы слишком самонадеянны.
— Ах, если бы, — сказал Сережа.
— Да-да. Иногда у вас такой вид, словно весь мир вам ужасно задолжал.
— Это только вид. Теперь я буду следить за собой.
— Герман рассказывает, что в школе вы были ужасно жестоким. Это правда? Будто главное у вас была жестокость и эта… и борьба с ней.
— Безуспешная борьба.
— Перестаньте. Или нет — вы серьезно говорите? Он прав? Ну-ка, вот булавка — вы сможете проткнуть мне палец? Интересно. Нет-нет, вы не усмехайтесь, давайте. Ага, не можете. Я так и думала.
— У вас пальцы красивые, — сказал Сережа.
— Вы опять? Смотрите лучше в окно. Какая сейчас остановка?
— Еще не наша.
— Разве можно так ненавидеть собственную дочь?
— Чего?
— Не обращайте внимания, это из пьесы.
— А, помню. Я хотел спросить вас…
— Да?
— Зачем мы все это делаем? Нет, не в зале, конечно. В зале я и сам вижу, что ерунда, а вот там — в танцклассе. Эти проверки, секреты, запертые двери — для чего все это? Я уже месяц работаю и ничего не могу понять.
— А вам бы хотелось? Зачем? Чтобы внести ясность? А мне нравится у нас, что не все до конца. Что всегда оставлена неизвестность.
— Но все же зачем? Ради чего все это делается?
— Не знаю. Это так увлекательно. Придумайте себе что-нибудь. Какое-нибудь объяснение, если вам невтерпеж. Но мне не говорите, мне это совсем ни к чему.