- Для чего же столько свидетелей, Калеб? Боишься, что тебя схватят как последнего мерзавца где-нибудь в подворотне?
- Совсем нет, капитан. Всего лишь хочу, чтобы не один я стал свидетелем того, что Совет занимается откровенным бездельем, пока мои скромные прихожане занимаются настоящим делом. - грубо ответил он Уиллему. - Вы ведь так и не отыскали всех отвратных овец, которые помогали торговцам, не так ли?
- Ты льёшь кровь тех, кто гроша ломанного не стоит без самих торговцев. Знал бы ты о том, какова в городе ситуация с населением, то дорожил бы каждым прихожанином, Мальферий. - процедил Уиллем. - Ты понятия не имеешь о том, что творится внутри города на самом деле, прикрываясь верой и убеждениями. Устраиваешь бесчинства, убийства, тайные казни. Отступись, пока есть время, и темница не станет для тебя последним пристанищем.
Калеб лишь громко рассмеялся, чем привлёк внимание и толпы народа, и троицы его приспешников.
- Услышь, народ! Главный Советник сего города открыто заявляет, будто горожане мрут как мухи, потому и злодеяния торговцев стоит позабыть. Смеет угрожать Его последователю темницей и казнью за, якобы, бесчинства и убийства. Пять лет мы ждали избавления. Спасения! Спасения от напасти, которая сгубила, уничтожила ядом рукотворным тысячи людей, загнав ещё большее количество в яму безумия и блаженного разума. Капитан Берро - это ваши слова. Если вы не дадите народу то, чего он желает больше, чем сытой жизни, то это сделаем мы. Мы избавим их от тягот воспоминаний. Избавим от отравляющего сознание желания мести.
- Ты не ведаешь, что творишь!
- А ведаете ли вы? Ведает ли Совет, что грязные бродяги стали бродягами не от сытой жизни и богатых хором!? Вашим бездействием вы довели сотни и тысячи семей до голодной смерти. Довели их до того, что не страшась никаких мук Ада они наложили на себя руки. Безумные, больные, озлобленные на весь мир. А вы ждали. Ждали, что с этим что-нибудь сделают Щиты. Или Серые Лица. Или порождения Ада - сами Вороны.
Народ гневно вскричал. За пеленой правильной, «хорошей» жизни всё действительно выглядело намного более серым и грязным. Во всех уголках города можно было найти разлагающиеся тела, разбухшие и посиневшие. Их попросту складывали в кучи, чтобы позднее за ними приезжали телеги-труповозки. Но они могли и не приехать. Тогда сами жители, вооружившись куском мешковины, оттаскивали тела в леса. Прошения и письма доходили до ушей Совета с переменным успехом, но дело это никак не изменило. Калеб знал, что давит на правильную точку, которую Советники предпочитали скрывать.
В капитане Берро кипела ярость. Как смеет этот выходец из семьи сектанта, брошенного всеми, заявлять о таких вещах, порочащих его честь и достоинство! Его - Главного Советника! За куда меньшее оскорбление петля сдавила бы его горло в одно мгновение.
- Одумайтесь, капитан Берро. Как бы вы не оправдались, как бы не хотели прямо сейчас пронзить моё тело острым клинком - эти люди знают правду не хуже меня. Они видят вещи, которых мой взгляд даже не может коснуться, а причиной всему ваша нерасторопность, лень и боязнь. Церковь, семь веков восседающая на костяном троне, стелится пред стражниками и властью. Избирая мирный путь они загоняют себя в кандалы, сковывающие им руки. Всё, чего они могут добиться - созвать народ и рассказать им о том, что всё не так плохо как им кажется. Врут прямо в глаза. Ведь по сути своей они ничем не лучше вас, Советников, принимают за должное происходящее вокруг.
- Ещё хоть одно лживое слово из твоих уст - и я с куда меньшим усердием буду сдерживать собственные злобу и гнев. - громко произнёс Берро.
- В одном из писем я предупреждал вас о том, что если Совет не начнёт сиюминутно действовать на благо города, то я заявлю об этом во всеуслышание. Вы дали мне прекрасный повод, замучив одного из наших послушников. Своих слов на ветер я не бросаю.
Со всех сторон слышались робкие, редкие крики одобрения, которые с каждым словом Калеба набирали силу. Всё больше и больше людей стали поглядывать на стражников и Главного Советника с неприязнью, перешёптываясь за их спинами.
- Мы надеялись, что дойдёт лишь до тихого наказания, как было и с остальными... Вен, Слово моё, приведи его на потеху горожанам. - обратился Калеб к лысому мужчине, который за всё это время не проронил ни слова.
Спустившись с эшафота мужчина пропал на минуту, скрывшись за одним из домов, но почти сразу же появился вновь, вытягивая сильными руками мешок из чёрного сукна. Не особо напрягаясь он взвалил мешок на плечи, поднялся обратно на эшафот, после чего одним движением раскрыл мешок и вывалил на край эшафота окровавленное тело, всё иссечённое мелкими ссадинами и порезами, будто его не один час истязали плётками. Мужчина, чьего лица невозможно было различить за сильными ушибами и кровавыми синяками, был жив. Он громко закашлялся, вбирая беззубым ртом холодный влажный воздух, и как мог потянулся всем измождённым телом ближе, ещё ближе к краю. Окончательно израсходовав все силы, он завалился на спину и шумно, хрипло задышал. Рука его свесилась с эшафота и Берро, в крайнем изумлении, рассмотрел вырезанную надпись «Дурманщик», тянувшуюся до самой груди.