Ночами же не менее страшными и пугающими становятся совсем уж нечеловеческие звуки, которые пронизывают... землю. Не могу в точности объяснить, что я имею в виду, но складывается ощущение, будто стонет, плачет и воет от боли сама земля. И воет она сотнями голосов, которые как один похожи на человеческие. Тихой, безветренной ночью даже можно различить отдельные слова, но они невероятно глухие и искажённые.
Вся армия города перешла в распоряжение врага. Не могу знать, что же с ними делает «помощник» Калеба, но мои парни стали злыми как сами Одурманенные. Они носят исключительно тяжёлые доспехи, которые мы используем только на войне, и даже в самую ясную и жаркую погоду не снимают шлемов. Молчат, будто воды в рот набрали, на прямые приказы даже не думают шевелиться! Причём лишь часть из них претерпела какие-то изменения, в то время как остальные ничем не отличаются – всё также пьют, ругаются как старые моряки и горланят песни по вечерам.
Город дрожит. Это невозможно передать словами – это нужно именно прочувствовать. Столько раз я говорил вам о том, что угроза реальна, что ещё немного и всем нам несдобровать – я остался неуслышанным. Теперь же город словно химера меняется, мимикрирует под новые условия, впитывает в себя свежую кровь людей и дрожит. Ему не страшно – он в предвкушении.
Серум. Мирабель. Король Шерридан. Хоть кто-нибудь. Пришлите помощь, молю вас. Я не справлюсь.
Уиллем Берро.»
– Как это смело, капитан – просить помощи «старшего брата». Вы же герой, Главный Советник, непререкаемый авторитет – и вот так легко и слёзно умолять о помощи? Совсем на вас не похоже...
– Заткни пасть, щенок...
– Вы своей уж никого более не покусаете. – шикнул стражник и толкнул тело капитана в открытую дверь.
С тяжёлым грохотом Уиллем, связанный по рукам и ногам, повалился на колени. Вторым пинком его тело столкнули с деревянной лестнице, каждую из ступеней которой он пересчитывал собственными рёбрами. В одной лишь ночной рубахе и штанах, безо всяких башмаков, он приземлился в лужу свежей крови, которая натекла под дверями, ведущими из его дома. Весь перемазанный, он больно приложился головой и спиной о дверной косяк, отчего выгнулся змеёй и раскрыл рот, не в силах сделать вдох.
– Вставай, Берро. – подошёл к нему сзади стражник и сильным рывком поднял капитана на подгибающиеся ноги.
Перепачканный кровью своей и убитого Бежевого Щита, Берро медленно вышел из своего дома и ошалело стал осматриваться по сторонам. Прямо рядом с дверями лежали двое его доверенных охранников с перерезанными глотками и вспоротыми животами, рядом с ними лежали ошмётки золотисто-бежевой брони. Он уже не помнил, лежал ли ещё один труп на втором этаже, где был он сам – мощным ударом по затылку его оглушили и на короткий, но достаточный, промежуток времени уложили без сознания. Всего минуты хватило, чтобы накрепко связать капитан и отобрать у него всё, что могло бы быть использовано как оружие или помочь в побеге.
Голова чертовски гудела, в ушах звенело, страшно болел позвоночник и бока, отчего капитан невольно прихрамывал и шёл куда медленнее, чем того хотели стражники. Несколько раз его резко подтягивали и подталкивали, отчего Уиллем неуклюже падал на землю и боязливо, осторожно вытирал с лица кровь, пока мог. В такие моменты он быстро осматривался по сторонам и с отвращением наблюдал за тем, как фонари из красного стекла играют бликами на тёмных, пыльных стенах домов. С ужасом смотрел на людей, которые в пьяном экстазе рассекают свою плоть плетьми и хлыстами во славу своего дьявольского Бога-Создателя. Он мог поклясться, что на момент увидел картину, будто один из служителей вырывал у горожанина несколько передних зубов.
Этот город в одночасье стал ульем, разросшимся до невероятных масштабов. Со всех сторон кто-то пел и отплясывал в свете костров, красных фонарей и факелов; в каждом из переулков толпами стояли люди, преклонив колено, и слушали выряженного в схимы Церковников служителя – их поливали кровью, их хлестали кнутами, их избивали дубинками, а они покорно тянули руки ближе и ближе к Бичу Божьему, чтобы получить заслуженное наказание; в других углах на телах новообращённых послушников вырезались символы Времени и Пустоты, маленьким детям здоровенные амбалы держали руки и ноги, пока их тела клеймили Чтецы.