Выбрать главу

А как относиться к такой одиозной личности как Берия? Казалось бы, тут двух мнений быть не может! Если бы по одной капле крови каждого человека, погибшего по благословению всесильного наркома, брызнуло в его сторону, Лаврентий Палыч захлебнулся бы десятки раз. Однако нельзя забывать и иное: именно под его жестокой рукой был создан атомный щит страны. И то обстоятельство, насколько поспешно Берию расстреляли, уже само по себе говорит о том, что не все можно было однозначно и просто свалить на него одного, сделав одиноким и одиозным козлом отпущения.

То же и Юрий Владимирович Андропов. Прозападная интеллигенция сейчас утверждает, что именно он загасил «пражскую весну» и что в бытность его Председателем КГБ слишком уж душили свободу слова. Кто его знает, рассуждал Калюжный, может, это и так. Лично он особенно душения свободы не ощущал. Зато хорошо помнил, как всколыхнулся простой народ в тот неполный год, когда Андропов активно руководил страной, как люди поддержали его начинания…

И это только наиболее одиозные выходцы из стен этого учреждения.

…Нет, очень противоречивое отношение у Калюжного к людям, которые здесь работают. Хотя, он старался быть максимально объективным, вообще к любому человеку, кем бы и где бы он ни работал, отношение и должно быть неоднозначным и противоречивым. Чем человек проще (имеется в виду его мозги, а не социальное положение), тем он неинтереснее… Стоп, остановил себя Калюжный. Это не совсем так. Не мозги проще, а весь умственно-морально-душевно-духовный потенциал человека в комплексе… Во загнул!

Наверное, он в этот момент выглядел довольно глуповато, когда вдруг ни с того ни с сего хохотнул от этой собственной мысли, спугнув наглых голубей, требовавших от него подачки.

…Вера появилась ближе к обеду, когда Калюжный уже отчаялся ее ждать. Она выглядела деловито, уже без откровенной влюбленности в глазах, к которой Калюжный так привык. Впрочем, оно и понятно: до сих пор он всегда видел ее только вне службы, а тут в любой момент она может встретить кого-нибудь из знакомых. Хоть она женщина и незамужняя, свободная, однако внешние приличия считала необходимым соблюдать всегда.

— Прости, все оказалось не так просто, как я думала.

У Константина разочарованно вытянулось лицо. Ну а Вера продолжила, лишь интригующе выдержав некоторую паузу.

— Но теперь все готово, пошли. Тебя ждут.

…Огромная подпружиненная дверь раскрылась тяжело.

— Это что ж, ты каждый день ее такую таскаешь? — поинтересовался Калюжный.

— Что поделаешь… Они у нас на всех подъездах такие.

Им навстречу поднялась из-за столика молодая женщина в форме прапорщика. Из-под пилотки на погоны струились богатые рыжие волосы.

— Майор Калюжный, — представила Константина Вера. — Пропуск на него заказан…

— Ваше удостоверение!

Проверив документы, рыжая стражница четко вскинула руку к пилотке.

— Ишь, как они у вас тут вышколены, — проговорил Калюжный, пока они поднимались в лифте. — У нас на аэродроме такую эффектную девицу посади к дверям, так это будет все равно, что оставить их вообще без присмотра…

— Так это еще в наш подъезд вход более простой, — ответила Вера. — Через другие даже не все наши сотрудники смогут войти.

И она объяснила, что для входа в Центр общественных связей ФСБ существует специальный подъезд. Из него лифт поднимается только на третий этаж, где ЦОС и размещается. Пройти в другие подразделения ФСБ можно только при наличии соответствующих документов — иначе не пропустит внутренняя охрана.

На третьем этаже двери лифта разъехались и Калюжный шагнул в открывшийся коридор. И вновь почувствовал, как внутри прокатилась трепетная волна. Ему почему-то подумалось, что сейчас на него смотрят тени всех тех, кто здесь томился раньше, а те, кто томится теперь, чувствуют его приход и осуждают его за то, что он на свободе и сможет скоро отсюда уйдет.

— А где у вас камеры? — спросил он, оглядывая глухой коридор с обитыми панелями стенами и выходящими в него плотно закрытыми дверями.

— Какие камеры? — не сразу поняла Вера. — Ты имеешь в виду телекамеры наблюдения?

Они повернули за угол. Здесь оказался большой холл с несколькими столами и креслами вдоль стен. В глубине холла виднелась большая, наглухо запертая дверь.