— В самом деле, вы исчезли на целых два года. Мы слышали, что вы в Италии… — Тильда обвела взглядом стол.
— В Италии у нас и появился ребенок.
Тильда ахнула. Ладонь Сетки незаметно легла на руку Алекса.
— Девочка. Очень красивая. Я хотела назвать ее Ред, потому что очень люблю красный цвет, но Моррис настаивал на Индиго. Мне Индиго тоже понравилось, вот она и стала Индиго. А вообще оказалось, что имя и не важно вовсе. Она умерла через три месяца. Внезапная смерть во сне. С грудничками бывает.
— Ох, Клэрри, Клэрри! — всхлипнула Тильда. — Почему ты не рассказала? Подумать только — держать такое горе в себе! Я помогла бы… как-нибудь. Мы помогли бы друг другу…
— Не надо, Тильда, — оборвала ее Круэлла. — Пожалуйста, Клэрри, продолжай.
— Вообще-то об Индиго я уже все рассказала. Больше нечего. Ее ведь очень быстро не стало. Но это из-за Индиго мы вернулись в Англию и занялись новой галереей.
— Но Моррис — мой брат! Родной брат! Я его знаю — он бы обязательно мне рассказал. — Алекса зримо трясло, и пальцы Сетки сошлись вокруг его руки.
— Вы ничего не знаете ни о Моррисе, ни обо мне! — Настал черед Клэрри злиться. — Вы не давали себе труда поинтересоваться — ни один из вас! Оба слишком собой заняты, своими проблемами. Да и остальные ничем не лучше. Я все о вас знаю. Все знаю — о каждом из вас!
Часы остановились, подумала Тильда. Все кончено. Теперь уже никогда не рассветет, ночь застыла. И мы застыли вместе с ней — не двинуться, не вырваться. Ноги окаменели, руки не в силах пошевелиться. Слух отказывает — не слышу ни машин, ни птиц. Хочу уснуть, но не могу закрыть глаза. Больно.
А Клэрри продолжала:
— Когда я нашла библиотеку, я еще думала о нашей с Моррисом жизни, о том, как мы изменились, — и мне захотелось просто сунуть пакет с кассетами в первую попавшуюся урну. Но потом я решила, что это глупо и бессмысленно и что раз уж я сюда забралась, то почему бы хотя бы не спросить о «Докторе Живаго». И знаете что? Кассета с «Доктором Живаго» у них нашлась! В секции «эпопеи». Но я не была записана в библиотеку, а это, оказывается, очень долгая процедура. Пришлось всякие бланки заполнять, документы показывать и все такое, но в конце концов я отправилась домой с той кассетой, которую просил Моррис, — со всеми кассетами из его списка. По-моему, я была очень довольна собой…
— Сколько можно! — крикнул Алекс. — Я не желаю больше слышать об этих долбаных кассетах. — Казалось, еще чуть-чуть — и он набросится на Клэрри с кулаками.
— А пока я шла домой, я все и поняла. Странно только, почему я не поняла этого раньше. — Клэрри загадочно помолчала. — По правде говоря, я догадалась, только когда открывала дверь ключом. Послать меня со списком за кассетами — совершенно не похоже на Морриса. Как бы сильно он ни изменился, это на него совершенно не похоже. Понимаете, он если смотрел, то все подряд. Ему наплевать, что я принесу из видеотеки.
Алекс застонал.
— Боже, да всем наплевать, что ты принесла из видеотеки.
— Думаю, где-то в глубине души я догадалась давно. Я ведь знала, как он подавлен, знала, что с каждым днем он все больше отчаивается. Собственно, потому я и бегала по городу в поисках кассет — мне хотелось хоть чем-нибудь ему помочь. А когда открывала дверь, я уже знала наверняка. Я знала, что он сочинил весь этот список, чтобы я потратила много времени на поиски. Он подстроил, чтобы меня из дому отослать, понимаете? Чтобы ему хватило времени.
— Хватило времени — на что, Клэрри? — мягко подтолкнула Круэлла.
— Хватило времени, да… На то, чтобы набрать полную ванну, вскрыть вены и умереть. — Клэрри беспомощно пожала плечами, с печальной улыбкой глядя на Алекса.
В голове Клэрри грохотало. Она не слышала ничего, не чувствовала ничего, почти ничего не видела. Она вжалась в спинку кресла, опрокинулась и падала, падала, цепляясь за скатерть — и не могла ухватиться. Она возглавила свое войско из вилок-ложек, стекла, фарфора и подсвечников — все они последовали за ней, как верные солдаты за своим командиром, и вместе с ней рухнули на пол, зазвенели, покатились, остановились. Они замерли вместе с ней, раненые, окровавленные; кое-кто из них оказался прямо на ней — ложки и останки бокалов усыпали живот, ошметки желе облепили уши и волосы, а сверху распласталась громадная скатерть в сладких и винных пятнах, прикрыв ее ноги, стиснувшие сиденье кресла, теперь уже трехногого.