— Вы пишете? — Участливо спросил Мастер, желая спросить, что именно он писал.
— После медитации все лишнее из головы исчезает. И когда поток мыслей возвращается — на поверхность всплывает только самое нужное. То, что отображает суть. — Ответил Роберт.
Мастер еще раз взглянул на загнутый чернилами наружу, исписанный лист.
— Многовато для сути, не находите? — Улыбнулся он.
— Вы правы. Но как быть? Душа требует красивых оборотов.
— Мы можем видеть красивое, — Мастер смотрел на аварию, — лишь потому, что носим красивое в себе. Так же с ужасным и всем прочим. Никто так не любит произведение, как сам автор, не правда ли?
— Нет, мистер Тчанг. Бывало и так — что-то писалось на скорую руку, на удачу — и люди благословляли написанное. А над чем—то ты корпишь, все кажется идеальным. А в итоге только критика, критика, критика…
— Речь не о людях, а об авторе. Вкус у всех разный. Потому что красота внутри людей тоже разная. Но кое-что нас объединяет. Каждый ставит свою красоту в центр угла, какой бы ужасной она ни была. С ней все сравнивает, от нее танцует. И это хорошо. В этом все мы.
Роберт смотрел на пожарных, пытающихся вытащить людей из перевернутых машинах. На толпу, что постепенно собиралась — кто-то растерянно стоял рядом, кто-то пытался помочь. Он был частью всего этого. И одновременно — так далеко.
Он распрощался с мистером Тчангом и направился к лифту. Золотое солнце, отраженное, казалось, от самых красных листьев, вынуждало щурить глаза, превратив внешне лифт в скоростной огненный болид, готовый разбиться о землю.
Машина была припаркована неподалеку, придется немного прокатиться дворами из-за той аварии.
Продолжал ли он бояться? Несомненно. Но страх всего лишь означал, что он еще здоров. Теперь он жил дома, с Дакарой. Все стало совсем как раньше, будто и не было этих трех лет.
Машина прыгала из тени в свет, минуя здание за зданием. На сегодня хватит писанины, хотя он и написал всего ничего. Конец всегда самый сложный. Закончить, пусть даже книгу — значит расстаться с частичкой себя — думал он. Многие очень этого желали — поскорее дописать, выпустить, начать что-то новое, ведь идеи уже имеются. Он и сам раньше был таким. А теперь? Дакара мечтала о ребенке. Адриан сказал, что он не обязательно будет с его недугом, что есть шанс на рождение абсолютно здорового малыша. И когда он допишет, то, как и обещал… Об этом не хотелось думать. Не сейчас. Колеса прыгнули на лежачем полицейском, и автомобиль выехал в разгорающееся марево опустевшего шоссе.
Жена ушла в ванную, а он, раскрасневшийся, блаженно лежал под лунными лучами, раскидав влажные простыни и смотря на мотыльков, кружащихся у лампочки на балконе. Дул нежный ветер, лаская уставшие ноги. Из глубины дома доносилось уютное пыхтение водной струи.
Роберт прикрыл глаза, губы его невольно вытянулись в улыбку, он потянулся, зевая, и провалился в сон. Как всегда, сначала ничего не было. Вернувшаяся Дакара прикрыла балконную дверь, не до конца — чтобы не было жарко, потушила светильники в спальне и легла рядом, обняв руку мужа.
***
Рука вдруг занемела, он слегка ею тряхнул — покалывание исчезло. Багровые луны пылали, заставляя дремлющих в скалах науров взмахивать крыльями, хлопая о своды пещер, и царапать когтями влажные стены.
Огни костра плясали, подогревая котелок с мясной похлебкой.
Он несколько раз моргнул, не веря своим глазам — напротив него сидел шаман.
— Тараш! Ты живой! — Взволнованно сказал он.
— Живее всех живых, малец. К чему это ты?
Голос Тараша был другим. Почти таким же, как прежде, но более звучным, резким. И это “малец”... Он посмотрел на свои руки, овеваемые дымом, что гнал сюда переменившийся ветер. Руки юноши. Как же… Он оглянулся — то тут, то там сидели орки — кто по пятеро, кто по шестеро, вокруг небольших костерков — у кого то еще горящих, а у кого-то уже тлеющих. Они вели тихие беседы, внимательно слушая друг друга и изредка жестикулируя. И большая их часть — ребята, которым не перевалило и за пятнадцать. В воздухе вкусно пахло тушеным мясом, орки с аппетитом доедали местных зайцев и мелких скальных хищников.Он знал, что это было, ведь этот день он уже проживал.
Великая Охота — старинный ритуал зрелости. Молодые воины отправлялись в дикие земли, где правил зверь. Там они должны были выслеживать и убивать самых опасных животных, доказывая тем самым свою зрелость, как воинов. И вот они уже у лысых скал, а впереди чернел угрюмый лес. Сколько же лет прошло. Но почему он здесь? Ведь он погиб там, в лагере, обнимая жену и детей. Один из взрослых орков, которые сопровождали юношей, поднялся и сказал тушить костры. Скоро луны поднимутся во всю мощь, и в их свете станут видны следы чудовищ.