Он бежал впереди, думая лишь о том, сумели ли спастись его жена и дети. Что там произошло? Как они не заметили людей неподалеку? Как дали себя обмануть?
Это было глупо, но втайне он надеялся, что сумеет дожить до старости, увидеть красоту повзрослевших дочерей и мощь возмужавшего сына. Надеялся до этого дня. Дарка, Дарка… Грубо смахнув набежавшую слезу кулаком, он продолжил бежать по зеленой степи, освещаемой поднимающимся голубым солнцем.
Люди не ожидали, что из крепости кто-то выберется, а потому некоторые были застигнуты врасплох. Проступив из густого дыма, что был рожден мехами горящего рядом шатра, он по рукоять всадил нож в шею рыцаря, зажимая ему рот, пока закованное в латы тело не обмякло, а зажатый локтем шлем не бряцнул оземь.
Где—то еще нескольких солдат постигла та же участь. Он перебегал от одного жилища к другому, прячась за шкурами, тотемами, нырял в жгучий туман пепла. Землю устилали трупы. Каждый раз, замечая женское или детское тело, он чувствовал камень в груди, пока не рассматривал их лица и не убеждался в том, что это не они. Слышалась людская речь, смех.
Нет, это они, орки, должны были сегодня смеяться, они, а не проклятые человеки. Его обуревал гнев, он чувствовал слабость в теле оттого, что почти утратил надежду. Но когда нет надежды, есть еще ноги и руки, и есть еще тот, кто эту надежду украл. Скоро. Скоро. Только бы узнать, где Дарка с детьми.
В одном из неподожженных шатров орк услышал родную речь. Осторожно приблизившись к нему позади входа, он быстро оглянулся, стал на колени и слегка приподнял натянутый край шатра. Внутри сидела черноволосая мать с ребенком, и сперва орку даже почудилось, что это его жена, но женщина вдруг повернула к нему лицо. Бронзовая кожа ее щек блестела от слез, а покрасневшие глаза источали печаль. В руках она держала окровавленную девочку лет шести, которая тоже еще не утратила жизненного огня. Сердце орка сжалось, и дыхание на мгновение сперло так же, как после того магического удара в крепости. Грудь девочки была красной от набежавшей откуда—то крови, а у женщины между ребер торчала рукоять кинжала. Их глаза встретились. Он — тихий ужас и злоба, она — немая пустота. Женщина ничего не сказала, лишь устало ему улыбнулась и согнулась над телом дочери. Он хотел было сказать ей, чтобы передала малышку, что, может, ее еще удастся спасти, но впереди послышались людские голоса, и он растворился в сером дыме, принесенным сюда сменившимся ветром.
Вечно это продолжаться не могло, обнаружившие убитых товарищей люди насторожились и стали сбиваться в кучки. А он все крался меж построек, орлиным зрением выискивая знакомый стройный стан.
Кого-то из их отряда поймали и убили. Старого шамана, оставшегося в лагере, волокли по земле, зверски избитого, но еще не утратившего сознания. Когда мимо него, спрятавшегося в тюке сена, тащили этого старика, еще вчера днем бывшего на двадцать лет моложе, с заплывшим пунцовым лицом и переломанными костями, тогда он заметил ее.
Все-таки не сумев скрыться, Дарка бежала, огибая снопы костра, держа на руках дочек. Сына рядом не было. В который раз неведомая сила сжала сердце орка и выжала, как грязную тряпку, куда-то в низ живота.
Тревожный лязг доспехов, и огромный черный клинок, встретившись с телом Дарки, разрубил ее пополам, а вместе с ней и детей. Исполинский рыцарь в вороненых доспехах, который выстоял в бойне у казарм и успел добраться сюда, легко взмахнул чудовищным двуручником и закинул его на плечо. С широкого острия капала кровь его родных, орошая покрытую пеплом землю под стальными ногами рыцаря. Сердце орка делало последние удары — он резко встал, взметнув вверх ворох соломы.
— Горош! — Крикнул он имя умирающего шамана, и тот разлепил утопающие в кровоподтеках глаза.
Секунду орк и шаман смотрели друг на друга, после чего колдун кивнул, закатил глаза и безвольно повис на руках своих врагов, разметав длинные белоснежные волосы по пыльной земле.
Шаман был мертв. Но воля его продолжала жить — зеленые глаза бронзовокожего орка, что выскочил из укрытия, засветились золотом, плечи его становились шире, и с каждым шагом навстречу людям раздавался оглушительный треск его костей — орк становился выше.
Рядовые пехотинцы мигом отпрянули назад, напрягшись и застыв в оборонительных позах. Их била крупная дрожь. Но черному мечнику такая роскошь была непозволительна, так что он лишь поудобнее перехватил меч и оглянулся назад, на мага, что тоже прибыл только что. Чародей зашептал слова древнего языка, и доспехи рыцаря стали еще чернее.