Он поднял растерянное лицо, помолчал пару секунд, как-будто рисуя в голове сцену встречи с женщиной, лицо которой никогда не видел. А затем кивнул.
Адриан исчез в дверях, а Роберт остался наедине с тишиной и собственными мыслями, гремящими, как чугун. А что, если ему врут. Если он до сих пор в той проклятой крепости. Но зачем? Его могли сотню раз убить или снова отправить в тюрьму, пытать. Нет. Адриан не лжет. Значит, он действительно…
Послышались быстрые неровные удары женских каблуков, приближающихся к кабинету. Дверь распахнулась — и от нового потрясения у Роберта подкосились ноги. Это была Дарка. Да, очеловеченная. Но Дарка. Она застыла в паре шагов от него, едва сдерживая слезы. Она его любит. А он даже не знает ее настоящего имени. Посмотрев в глаза стоящему позади женщины Адриану, Роберт произнес:
— Жену я все же себе выдумать не смог.
Доктор не изменился в лице, пытаясь понять значение сказанного, а он уже шагнул навстречу любимой, сверкая слезами на впалых щеках.
— Ты была там, в выдуманном мной мире. Тебя звали Дарка, и у нас было трое детей. Первенец — мальчик, а следом за ним родились две прекрасных девочки. Но потом вас… Вас всех… — Он разрыдался, обхватив руками ее шею и уткнувшись в душистые каштановые волосы.
— Я знаю, милый, — сказала она тем самым голосом, каким заигрывала с ним при первой встрече, скользя меж гладких озерных вод, пронзив его узкую грудь копьями далеких воспоминаний.
— Мне стыдно спрашивать, но как тебя зовут на этой планете?
— Дакара, — ласково улыбнулась она.
***
— Как самочувствие? — Адриан присел к нему на скамейку, доставая пачку сигарет из внутреннего кармана.
— Думаю, как забавно все получается. Сначала я забыл свою человеческую жизнь, и стал орком, теперь я должен забыть свое выдуманное прошлое, и вновь стать человеком. Должен признаться, первое было легче. — Роберт раскинул руки за деревянную резную спинку и щурился от припекающего солнца, бьющего сквозь прямые ветви раскидистой дубравы.
— Огоньку, — попросил доктор, хлопая себя по груди.
— Второй месяц как бросил, — улыбнулся Роберт.
Адриан окинул взглядом своего пациента: широкие плечи, округлившееся лицо, ровная спина, крепкие руки с плотными пальцами, синева щетины, въевшейся в массивную челюсть. Доктор бросил непочатую сигарету в витиеватую урну у конца лавки.
— Жена все еще терпит?
— А куда ей деваться? Она все понимает. Не хочу возвращаться домой раньше, чем буду уверен, что снова не впаду в бред. Денег у нас достаточно, так что могу себе позволить. К тому же я езжу к ней почти каждый день, просто не ночую. Разница-то…
— Чего конкретно ты ждешь?
— Не знаю… Какой-нибудь внутренней уверенности, что ли.
— Тебе нужен психолог. Или гипнотизер. Страх перед тем, что ты не можешь контролировать — это естественно.
— Но как же мне быть, Адриан? Как я могу ходить по улице, делать покупки в магазине, водить машину, спать рядом с любимой женщиной, зная, что в любой момент могу провалиться туда? Ты можешь себе такое представить?
— Мы все рискуем. Никто не застрахован от этого. Шизофрения, конечно же, на пустом месте не возникает. Но для самого человека она всегда возникает неожиданно. Но ты излечился. Я верю в это. Странно, но исцеление это произошло как раз после того, как твоя выдуманная жизнь подошла к концу. Как-будто тебе необходимо было прожить это для того, чтобы вернуться.
Тем временем за зеленой кущей прогремел трамвай, и на улицу высыпали новые люди. Они проходили мимо, бросая взгляды на двух мужчин, что задумались о чем—то, сидя на изящной лавке возле небольшого фонтанчика в виде двух маленьких ангелов.
— Я снова начал писать, — начал Роберт, — в голове роятся мысли, предложения — их должны услышать другие. Это будет что-то вроде автобиографии. С Лорнгрэйном в главной роли. Если смогу дописать это, и со мной все будет впорядке, то, пожалуй, успокоюсь.
— Как долго ты готов откладывать жизнь, Роберт? Никто от этого не застрахован. Никто.
— Ты прав… Но никто не знает, как это страшно — помнить, что ты считал себя другим существом, что ты мог убить близких тебе людей, не моргнув при этом глазом. Все достижения человечества — техника, политика, социум, космос — все это ничтожно перед распадающейся вселенной, имя которой — мозг. Отчего человек так хрупок?
— Не знаю. Твоя вот вселенная вновь собралась воедино. И теперь ты здесь. Собираешься писать книгу. Что мы знаем о самих себе? Очень многое. Но сколько не знаем? Может быть, будь нам известно больше, мы бы думали совсем иначе. Что наши тела совершенны и чудесно противостоят агрессивной внешней среде. Кто знает…