Полуэльфийка смахнула с лица выступившие было слезы, втянула воздух и тут же задохнулась, зажав рот и нос ладонью. Она вышла на поляну, ту самую, где валялись изуродованные тела и то, что осталось от них.
Эарвен замерла, в ужасе распахнув глаза и бросив палку. Юная графиня, выращенная в замке, никогда не видела столько мертвых. При том таких мертвых. Не тех, чьи тела отданы земле, а тех, что в беспорядке с изуродованными телами и лицами смотрят перед собой невидящими бельмами или опустевшими глазницами.
В лесу поселилось Зло, и Зло это сотворило с людьми такое… Оно выгнало из леса даже зверей, что давно бы уже растащили кости. Эта тварь, пришедшая из ниоткуда пировала здесь. Брат не верил, мать боялась, а Эарвен просто знала. Она сама не понимая откуда в ней эта уверенность. Когда оторопь прошла, девушка принялась крутиться вокруг себя, но везде, — куда только не падал ее взгляд, — видела она истерзанные тела. Этого организм уже не выдержал: живот свело судорогой, к горлу подступила тошнота. Дворянку вырвало. Рвало долго и неоднократно.
Эарвен обнаружила себя сидящей на коленях и дрожащей: запах, лица, тела, глаза — все слилось в единую массу, а перепуганной графине начало уже казаться, что мертвые сейчас встанут, да обступят ее со всех сторон. Она уже начала слышать их голоса, — или ей казалось так, — наперебой шепчущие и сливающиеся с шелестом мокрой листвы под каплями дождя: «Оставайся. С нами». Она не могла сказать, было ли то лишь бредовым видением, но она вскочила на ноги, подхватила подол платья и побежала, куда-то вперед, не помня себя от ужаса. На бегу девица споткнулась о лежащее тело и упала на покойника, оказавшись лицом напротив остатков чужого лица, кожа и мясо на котором были содраны с костей огромной зубастой пастью.
«Нам бы чародея сюда, чтобы прошел с огнем, принося покой и мир этому лесу. Но разве кто послушает, что я говорю? Зло уничтожит нас за то, что мы не верим в него. Ученые мужи умнее. Должны быть умнее. Но почему же глаза их закрыты? Почему никто не нашел эти тела, не принес покой мертвым душам? В таких дурных местах не бывает покоя. Тут родится иное, и люди снова ответят за то, что были слепы».
Эарвен поднялась и снова побежала, стремясь покинуть это гиблое место. Однако убежала она недалеко. Человеческий крик разнесся по округе, а за ним еще и еще. Она остановилась и задрожала от леденящего кровь ужаса. Полуэльфийка зажала уши, чтобы не слышать. Закрыла глаза, чтобы не видеть. Она знала, что Чудовище начало свою охоту, и никому не будет пощады, а лес этот примет еще одну кровавую жертву.
Они все еще торопились, но ехали медленнее, чем раньше, внимательно глядя по сторонам. Люди графа ан Эссена делали это куда успешнее самого господина, стремительно реагируя на звуки и движения. Впереди шел спешившийся егерь, пустивший вперед себя двух собак. Псы, изучившие предложенный хозяином запах, вели всадников прямо по дороге. Казалось, они все-таки что-то учуяли. След был не кровяной, но и собаки не бестолковы.
Иенмар, всю свою жизнь сторонившийся лесов, чувствовал себя главным идиотом процессии. «Дворцовый выкормыш поехал в лес, прямиком к чудовищу, которое не смогли выследить и убить звероловы…Ну просто дивная картина», — самоиронично подумал он, понимая свое бессилие в сложившейся ситуации. Граф ан Эссен был высокомерен и требователен к окружающим, но и с себя спрашивал не меньше. Сейчас он мог только наблюдать и, иногда, направлять. Четверо рыцарей здесь были бесполезнее одного охотника с парой псин. Это место было алларанцу чужим, несмотря на проведенную в Маэлинне юность и эльфийские корни, а каждый звук заставлял его насторожиться.
Рядом зашуршали кусты.
Рука уже потянулась и чуть не выхватила меч, но потом из зарослей дикого шиповника вынырнула собака. Закаленные годами выдержка и выправка военного, — в которые его отправил учиться старый хозяин Маэлинна, как не прямого своего потомка и наследника, — сохранили дворянину надменно-спокойное лицо и остановили полуэльфа от глупостей. Граф мысленно выругался, убрав руку с оружия. Легкий ветер, ходивший в кронах высоких деревьев и заставляющий слегка потрескивать старые стволы, нагнетал атмосферу и вызывал только раздражение.
«Какая ирония, — думал граф, изогнув губы в кривой злой усмешке, — я — «первый» охотник графства, распоряжающийся жизнями верных людей. Смешно сказать, что я при этом даже не помню, когда последний раз бывал в лесу. Эту забаву любил разве что покойный Сэвиль ан Маэлинн. После чего он напивался, словно распоследняя тварь, и требовал от матери ублажать его нездоровые аппетиты. Зачастую силой, потому что знал, что их брак лишь выгодная формальность, ради нашего с ней выживания, а полюбить она этого скота так и не смогла». Воспоминания о юности и прежнем хозяине этих мест вызывали у графа сильное раздражение. Однако, как бы не отрицал сам Иенмар, как бы не стремился он избавиться от ненавистной привязки к чужому роду и связи с человеком, которого ненавидел, а вырос он характером похожим больше на покойного Сэвиля, чем на собственного отца. Этот человек повлиял на него безвозвратно.