«Тех мертвецов привезли из леса. На них напал лютый зверь, — так сказали. Но они лгут. Лгут мне или себе. Какой же зверь будет оставлять тела? Какой зверь будет убивать ради забавы? Только один — только человек. Но человек бы не сумел растерзать тела в клочья…»
Эарвен выросла на эльфийских и людских легендах. В этих сказках было полно чудовищ и проклятых богами душ.
«Одно из этих чудовищ поселилось тут. Я уверена. И оно никуда не уйдет, и мой брат никогда его не остановит, и моя мать ничего не сделает… пока они не поверят. Но они оба никогда не поверят, потому что она испугается, а он, будто слепой, не хочет верить в глупые сказки».
Однако, Эарвен верила в эти истории и раньше. Она даже видела мертвецов и поняла: то, что было для родных дикостью и сказками, для нее стало существующим и живым. Это было ее собственным миром, который она ни с кем не могла разделить, пока не встретила Арно, сына торговца, повидавшего разные места и открывшего лавочку в предместьях их замка. Сам Арно лишь помогал отцу в его делах, но несколько раз путешествовал с ним и имел в своем арсенале множество разных историй. Жили торговцы поодаль от замка, за лесом, однако виделись молодые часто. Арно был таким же, как и она, странным для многих, но для юной госпожи ставший лучшим и единственным. Между ними была дружба, понимание, любовь и влечение. Вещи запретные, недопустимые и порочащие честь наследницы рода. Думала ли Эарвен об этом? Нет. Она была юна и жила чувствами, эмоциями. Дышала ими. Остальное для нее было не важным. Она надеялась, что рано или поздно ее поймут, смирятся, примут ее выбор. Просто потребуется время и правильные обстоятельства. Мама уже была на ее стороне, однако брат приехал крайне не вовремя для того, чтобы узнать обо всем. Вот если бы он появился позже, когда все случилось и ребенок, которого носила Эврвен, родился на свет, то поделать с тем он уже ничего бы не смог.
Самым страшным сейчас было то, что чувства юную беглянку подвели, а любовь в сердце была плохим компасом, и проторенная дорога, по которой пронесся ее брат, уже давно свернула в другую сторону, а девица с каждой минутой все дальше углублялась в мрачную чащу.
Всю дорогу графа и его вооруженную свиту сопровождал дождь. В это время года погода всегда была отвратительной: Маэлинн превращала в грязевую кашу холодная мелкая морось. Первый месяц зимы, — Белопад, — совершенно не оправдывал свое название в Экадии, южной провинции империи Алларан. Он был холодным, грязным и серым. Снег здесь появлялся, дай бог, в середине зимы и то весьма скудный.
Страх и едва прикрытое недовольство — вот то, что почувствовал граф ан Эссен от встреченных на пути людей, оказавшись в собственных землях. Все люди, начиная от мещан и заканчивая воинами, призванными поддерживать порядок, выглядели обеспокоенными.
«Либо я о чем-то не знаю, либо все гораздо хуже, чем я предполагал изначально, — заключил Иенмар. Ему не понравилось то выражение, что застыло на лицах подданных, — простой волк не нагонит с
только страху, особенно на тех, кто бывал в битвах. Однако, как мы знаем, у страха глаза велики, а слухи способны и муху превратить в свирепого убийцу».
Оценив свои впечатления и обдумав их, граф пришпорил коня и помчался в сторону принадлежавшего ему замка, не забывая подмечать придирчивым взглядом изменения, произошедшие в его владениях с того дня как он покинул их и оставил управление землями на мать и сестру. К его удовольствию, все здесь пока оставалось по-прежнему, за исключением гнетущего напряжения в воздухе.
К полудню полуэльф добрался до своей цели, в пути проклянув дрянную погоду. Наказать за это было некого, оттого граф ан Эссен пребывал в немного взвинченном состоянии.
Небольшой отряд из четырех человек, загнавший коней до хрипа, миновал городок и влетел за каменные стены замка. За их спинами спешно закрылись ворота, грохоча и скрипя. Люди, служившие верой и правдой в доме ан Эссена, испуганно переглядывались. То ли в радости, то ли в неописуемой тревоге они глядели на наездника, что спешился с вороного коня. Сапоги графа с хлюпом ударились в рыхлую грязь, что развела ворвавшаяся в замок конница. Он опустил голову, придирчиво оглядел сапог. Но смолчал, резко одергивая походный плащ.
Граф вручил поводья своего коня подоспевшему конюху, — по крайней мере ему так казалось, — потому что разбираться в этом ни времени, ни желания у него не было. Впереди на каменной лестнице его уже ждала мать, кутающаяся от холода легкую, но теплую накидку из козьей шерсти. Кажется, эту вещицу ей подарил еще его отец.