– И куда её теперь?
– Повезём в Грейстоун, а там, глядишь, кто признает, а?
Они усадили девицу в телегу, укрыли рогожкой и дали воды. Из-под съехавшей грязной повязки на запястье показалась набухшая багровая борозда. Уродливая рана ещё сочилась и должно быть причиняла сильную боль.
Мужики опять переглянулись. Но беспокоить вопросами не стали. Видели, не в себе бедолага.
И, пока темнота не застала в дороге, путники отправились дальше. Впереди уже открывался знакомый распадок с уютно мерцающими огнями Грейстоуна.
На ночь девицу определили к Хельге. После личного горя та вцепилась в потерянную селянку и окружила тройной заботой. Так та у неё и осталась. Первый день всего дичилась, пугалась. Рассказать ничего не могла. Будто не то что родной язык позабыла, а вовсе разговаривать разучилась. Намёками да подсказками местная травница выяснила немного. Волков найдёна сильно боялась. При любом упоминании голову в плечи втягивала да руками махала. Так что в том удивительного. Чай в лесу нагулялась. Могли напугать. Но так чтоб девка ополоумела! Да что же с ней там приключилось?
Хельга поохала-покряхтела, да и отстала. Время придёт – сама, как сумеет, объяснит.
А та во вторую ночь крик подняла. Травница к ней.
– Что ты милая, чего так испугалась?
Воды ей подала, рядом присела. Стала волосы спутанные перебирать.
Зажав кружку между ладонями, девушка поднесла воду к губам. И, пока по глоточку цедила, всё смотрела на окна. В ночной тишине постукивал в ставни колючий снег.
– Где она пряталась, что ела в голом лесу? – сокрушалась Хельга, когда днём заглянула к ней Айна. – Вот доходяга, одни рёбра торчат.
– А откуда она, так и не вспомнила? – Айна с болью рассматривала синяки на светлой коже зеленоглазой чужачки, пока та умело перебирала пучки с сушёными травами.
Хельга покачала головой.
– Ничего не может объяснить, – вздохнула она с сожалением. – Вроде ничего не помнит. Уж я по-всякому пыталась помочь. Что-то с ней в лесу произошло. Видела она что-то. А как теперь узнаешь? Время надо, чтобы в себя пришла. Хоть жива осталась.
– Вот же досталось ей. Бедный ребёнок.
По крыльцу застучала клюка, и на пороге появился Келиб.
– Здравствуй, Хельга. – Он осторожно прикрыл дверь и, вглядываясь со света в полумрак, высмотрел мать. – Отец зовёт…
А следом его глаза встретились с глазами незнакомки. И где-то в груди, в самой глубинке, там, где хранится древняя родовая память, что-то тоненько отозвалось. Едва заметно, буквально на грани ощущений. Отозвалось и потянулось как к чему-то давно потерянному родному.
Хельга с Айной молча переглянулись и также молча вышли во двор.
«Какие удивительные глаза, – думала девушка, – с опрокинутым жёлтым месяцем. Неужели никто не видит?»
Она сама подошла к оробевшему парню.
«Кто ты?» – и просто прижалась, склонив голову ему на плечо.
Почему-то очень захотелось ощутить тепло этого странного грустного парня. Такой и обидеть не может. А вот отогнать беду – да. Сила в нём ощущалась. Внутри, невидимая глазу, – дикая необузданная сила природы.
– Келиб, – произнёс он почему-то и почувствовал, как зашумела кровь в голове. А на ум пришла бурливая по весне полноводная Студёная.
Глава 36
Завернув на свою улицу, Айна издали приметила у ворот дома привязанного коня. За время её отсутствия кто-то пожаловал в гости. Грея на душе хорошую новость от Хельги, она поднялась на крыльцо и толкнула дверь.
– Не я тебе нужен, Норвуд, – застала она окончание разговора. – Воли тебе не хватает.
Айна вошла в дом. Магнус сидел перед старостой, уперев руки в широко расставленные колени. Норвуд переминался с ноги на ноги и мял шапку.
– Здравствуй, Айна, – обернулся гость.
– Разговариваете? – стягивая с головы платок, она вопросительно посмотрела на одного, потом на другого.
– Да уж поговорили, – ответил Норвуд убитым голосом. Нахлобучив шапку, он прошёл мимо Айны и взялся за дверное кольцо. – Я, Магнус, далеко отходить не буду. Подумай пока. А я подожду.
– Угум, – качнул головой хозяин и отвернул лицо к окну.
После ухода старосты Айна сбросила с плеч накидку и повесила вместе с платком на крюк.
– Чего он приходил? Как собака побитая.
– Назад зовёт, – пробурчал Мордок и снова уставился в окно.
Она присмотрелась к его угрюмому профилю, села за стол. Уголки губ печально дрогнули.
– А ты, стало быть, отказался.
Он не ответил, продолжая следить, как по дороге катается лёгкая белая позёмка. Айна вздохнула, поднялась и прошла к печи.
– Келиб сказал, ты меня звал.