– Всё жажда наживы, – поддержал третий гость, жилистый бледнолицый Мэтью. – Для них чем больше зверья набьют да травы с кореньями повыдирают, тем лучше. Всё в ход идёт. С ноготок росток, а туда же. Завтра тайга пустая стоять будет – никому дела нет. Сегодня хорошо, и ладно. А волчий товар, Вилф говорит, на столичных рынках так особо ценится. Мол, зверь священный, для магических обрядов само то. Слыхали?!
Коренастый бородач, подтверждая, кивнул.
– Всё так, был я с ними на ярмарке как-то, – признался он и, смущённый, замолчал. Только в кулак кашлянул.
Мордок остался безразличен.
Дакота мужиков, что под Стархом остались, не осуждал. Понимал – выхода другого не было, а жить как-то надо.
– Да-а… – вздохнул он. – Им там в просвещённых столицах виднее, конечно. Так что отбою в заказчиках у этих дельцов в ближайшее время точно не будет. Говорил я Норвуду, новому старосте, приструнил бы ты их. Да толку от него не больше чем от дырявого сапога.
– Толку, – хмыкнул Вилф. – Хоть обговорись, не услышит. Вместе они дела воротят. А то с чего бы Барнс такой дом отгрохал!
– Воротят, – согласился Мэтью. – Со Старха свой спрос. Так этот чем лучше?! На всё глаза закрывает. Ну так ещё бы! Ты, Вилф, про хоромы верно подметил. А не было б заказов?.. Э-эх…всё зло оттуда. Виндок первым додумался запрет снять. Но даже он был куда осторожнее. А этот что творит! Нахрапом всё, нахрапом. И ведь не боятся же ни черта!
– Старх свой отряд железной рукой держит.
Дакота качнулся.
– Тугим кошельком! – рубанул он по столу ребром ладони. – И растёт его группа за счёт приезжих. А им что! Не своё и ладно.
Мордок шумно втянул носом воздух и придвинул к себе кружку с ягодной настойкой. Промочил горло, утёр усы и, навалившись на сложенные на столе руки, хмуро уставился в окно. Друзья молча переглянулись и по новой наполнили кружки.
Что творилось на душе у заметно постаревшего товарища, до сих пор никому не было ведомо. Никого он в свою душу не пускал. С того самого дня, как пропал в лесах старший сын, бывший главный охотник замкнулся. Отгородившись от всех, за исключением самых близких, он практически не покидал стен родного дома.
Разговоров об исчезновении Ланса в селении много ходило. Причём, всяких. Кто говорил, будто бы вздёрнулся он от горя. Кто-то считал, что уехал, решив навсегда развязаться с Грейстоуном, жители которого так легко осудили невиновного парня.
Многое изменилось за год.
Густав Ландлоу так и не сумел пережить смерть единственного ребёнка. Спустя три дня после открывшейся правды о гибели Гретхен, и без того подкошенный длительным недугом староста ушёл вслед за дочерью.
– Да-а… долго нам ещё Густава вспоминать, – удручённо проговорил Вилф.
Магнус вздрогнул. Имя друга вызвало в памяти последнюю встречу.
– Жалею, что раньше к нему не пришёл, – произнёс он с горечью. – Так мало времени оставалось. Знал бы…
Он замолчал, уткнулся в сжатый кулак.
– Ты был с ним в последнюю минуту, – поддержал Дакота. – Простился со стариком.
– Простился, – качнул головой Мордок и поднял на друзей глаза. – Он придёт за всеми нами.
– Кто? – не поняли те.
– Так Густав сказал. Перед самой смертью. Сначала Нарингу позвал, а потом посмотрел на меня так, будто только увидел, и сказал: «Он придёт за всеми нами».
Про кого говорил староста в последние мгновения своей жизни, гости переспрашивать не стали. Среди жителей Грейстоуна была одна на всех догадка. Про того, кто испокон веку являлся истинным хозяином Атсхалии. Кто, примечая каждый людской проступок, до поры откладывал в копилку чужие долги.
Со временем гуляющие по селению толки про чудовищную гибель Виндока утихли. За прошедший год подобных страстей больше не было. Давно ушёл мор, положивший начало трагическим событиям. Давно оплакали ушедших, проводили зиму, с новыми надеждами встретили весну. Затем пришёл черед лета и осени. И вроде бы жизни наладиться, да как-то не радовалось.
Жители северной Атсхалии всё чаще стали замечать, как много волков в окружных лесах развелось. И, если раньше, хищники сторонились людского жилья, то теперь подбирались к нему всё ближе. Будто присматривались, наблюдая со стороны, и чего-то выжидали. Простые селяне перестали выходить за пределы сёл. Охотники едва успевали отгонять расплодившихся тварей в глубь тайги. А те, перейдя границу, далеко уходить не собирались. Ближе к зиме армия хищников стала прибывать. Ночами серые монстры лютовали особо. Забираясь во дворы глухих селений, нападали на скот и утаскивали собак.
Людей не трогали, но пугали до ужаса, когда появлялись словно из ниоткуда. Также в никуда они уходили. Только рассвет прикасался к вершинам Атсхал, волчьи стаи растворялись в холодном тумане.