И пусть бы спасительное небытие не отпускало меня из жадности… Или жалости. Увы! Ревнивая боль быстро возвращала меня на место — как можно ближе к себе…
В редкие моменты просветления я пытался сбежать от нее, размышляя о чем-то ином. Например, о роковой встрече на перевале. О том, что теперь наш город остался наполовину пустым — без кормильцев, и уязвимым — без защитников… которые оказались так беззащитны перед одним-единственным зверем!
Недоверие Тита не обижало. Я и сам вряд ли смог бы поверить.
Ни в сказках, что детей пугают, ни в застольных песнях, ни в проклятиях стариков, ни в бабьих сплетнях, ни в байках, что с неменьшей страстью плетут охотники, ни в вестях с дальних земель я никогда не замечал его следа. И хорошо понимал почему. Каждый, встретивший его, оставался навсегда на перевале — остывать грудой сырого мяса на седых лишайниках…
А что было бы, если бы он спустился вниз?
Ближе к людям.
К городу.
К моей семье!
На этой нестерпимой мысли гамак снова дернулся, и мир погас…
** ** **
Какой-то звук мешал моему блаженному беспамятству, настырно прорываясь к сознанию. Очень близко, совсем рядом с моим лицом, кто-то тихо ворчал… или хрипел, как больной.
Ощущая, как от ужаса разбухает сердце в груди, я распахнул глаза.
Неподвижный, он наблюдал за моим пробуждением, почти касаясь огромной мордой края гамака, любезно демонстрируя поближе все ее детали, ускользнувшие от моего внимания в прошлый раз: желтоватые клыки (три пары сверху!), густой короткий серый мех (точь-в-точь лишайники), глубоко посаженные умные глаза, горящие уже знакомым интересом… Он все-таки был похож на пса. Очень отдаленно, но из всех зверей — именно на пса… невероятного, чудовищного пса! Интересно, почему? Ведь ничего особо близкого…
И кстати, где запах?
«Да что же, — всплыло внезапно, — я сошел с ума: сейчас об этом думать? Надо закричать! Предупредить! Пока он не вырвал мне кишки… Может, еще успею?!»
Он усмехнулся — заговорщически. Как собрату.
И исчез.
Тотчас раздались крики. Мне не нужно было видеть, что происходит — перед глазами плыли реки крови из открытых, в полтела, ран, обломки костей пронзительно белели в плоти…
Я знал, что очень скоро останусь с этим выродком наедине. И было страшно! Почему? От моей жизни остался крохотный огарок. Бояться не за что! Может, так — с его помощью — будет даже легче?..
Я вдруг понял, что там, на туманном перевале, был удивительно бесстрашен. Все — от момента, когда он вышел к нам, и до падения в реку с ним в обнимку — случилось слишком быстро. И ужас не успел меня поработить… Но теперь… теперь он схватил меня за горло, лишая воздуха!
«Сейчас… сейчас он за мной вернется… и тогда!..»
Вопли земляков стали невыносимы.
И я закричал тоже!..
— Амиран!
Меня трясли.
— Амиран, очнись! — голос Тита загремел мне прямо в ухо, затем куда-то в сторону: — Бред. Он весь горит… Дайте воды! Неужели же не довезем? Ведь совсем недалеко!
Я благодарно глотал то, что он вливал в мой рот по капле, и радовался возвращению в реальность. А Тит, живой и невредимый, шептал чуть слышно, самыми губами:
— Не бойся, брат, все позади… Ты… продержись еще немного, мы уже почти добрались.
Проклятый сон…
Я с облегчением вздохнул и приоткрыл глаза.
Лишь для того, чтобы увидеть за Титом пасть, оскалившуюся с насмешкой на меня! Мех, покрывавший ее, пропитался ярко-красным…
— Тит! Сзади… Сзади!!!
Надсадно, из последних сил, я рвался и кричал (или шептал?) раз за разом, пытаясь предупредить, предостеречь слепца!
Но меня быстро поймали чьи-то руки и уложили на место…
В объятия черной боли.
** ** **
Он все время был рядом.
Я слышал его грохочущее дыхание и не понимал, как другие могут игнорировать эти жуткие звуки. Равномерно, не шарахаясь, ступали лошади (с той же размеренностью погружая меня в беспамятство), тихое журчание разговоров балансировало на одном уровне, не срываясь на вопли… Словно зверь… незрим?
Вот же он — легко скользит за ничего не замечающим Титом! Примеряется к его шее. Многозначительно осматривает остальных…
Меня трясло от бешеной необходимости предупредить их всех. Как-то объяснить друзьям, какую тварь они ведут в наш город! Но под его насмешливо-проницательным взглядом губы будто срастались, не позволяя выпустить хоть звук… Я орал внутри себя.
Иногда, когда он отлучался по каким-то своим чудовищным делам, его ворчание сменял шум дождя, яростно барабанившего по шкурам, наброшенным на гамак… И тогда, несмотря на боль, я был почти спокоен…