— Этот человек говорит, что он виконт Валме. Посвети-ка мне, Гиллалун.
Марсель с наслаждением почувствовал, как горячая волна воздуха коснулась его кожи. Прямо перед ним возникло лицо юного оруженосца Алвы: серые северные глаза посмотрели на него с тем бессознательным отчуждением, которое всегда отличало Окделлов. Марсель ясно увидел в тёмных зрачках собственное отражение: настоящее пугало в разодранном, заляпанном грязью халате, окровавленной рубашке и единственной домашней туфле, которая каким-то чудом ещё держалась у него на ноге.
— А почему вы в таком виде, сударь? — поинтересовался Окделл секунду спустя.
— Я бежал из плена, — пояснил Марсель. — Меня держали в Эр-Эпинэ. Как узника.
— Я не осведомлён об этом, — ответил Окделл сдержанно и выпрямился в седле. — Гиллалун, дай этому человеку свой плащ. Валме он или не Валме, его следует доставить к герцогу Алве для допроса. Поручаю его тебе.
И он повернул коня, намереваясь покинуть тупик.
— Ваша светлость! — завопил Марсель что было мочи и обеими руками ухватился за окделловский сапог. Ужас при мысли, что Кладбищенская лошадь может возвратиться, как только оруженосец Алвы скроется из виду, придала ему такие силы, что он готов был бежать за своим спасителем хоть босиком.
Телохранитель герцога схватился за кинжал, но Марсель не обратил на оружие никакого внимания.
— Не покидайте меня, ваша светлость! — проникновенно умолял он, простирая к Окделлу израненные о треклятую раму руки. — Делайте со мной всё, что вам угодно: хоть свяжите, хоть замотайте в мешок, хоть перебросьте через круп вашего коня как язычника. Я согласен на всё! Только позвольте мне больше никогда, никогда не расставаться с вашей светлостью!
Окделл оторопел. Вероятно он подумал, что странное чучело, именующее себя виконтом Валме, сбежало прямиком из бедлама.
— Позвольте мне оставаться в вашем присутствии! — не унимался Марсель, страстно прижимая к себе захваченный сапог. — Только поблизости от вас, прошу вас, ради всего святого!
Телохранитель герцога спрыгнул со своего коня и, ухватив Марселя за плечи, дёрнул его прочь от своего господина.
— Вы же меня знаете! — завопил Марсель в отчаянии. — Вы видели меня при дворе и у Марианны Капуль-Гизайль!
Окделл сделал жест, приказывающий слуге остановиться. Похоже, ему стало жаль несчастного сумасшедшего. Но ответить он не успел: тупик стал наполняться народом. Отряд, шум которого слышал Валме, повернул вслед за Окделлом в полном составе. Пятачок земли, куда выходец загнал Марселя, весь осветился заревом факелов.
— Что здесь происходит, сын мой? — спросил у Окделла пожилой человек в роскошной светло-серой сутане и мягкой широкополой шляпе. — Что вас задержало?
«Кардинал из Агариса!» — сообразил Марсель. — «Штанцлер говорил о нём сегодня! Как бишь его зовут?..».
— Ваше преосвященство! — воззвал он громко. — Я виконт Валме. Герцог Алва посылал меня с миссией в монастырь Святого Гермия, который в Граши. Вы наверняка наслышаны обо мне! Меня захватили эпинские мятежники.
— Этот человек уверяет, что он сбежал из Эр-Эпинэ, отче, — подтвердил Окделл. — Называет имя виконта Валме. Он странно выглядит, но мне кажется, что я узнаю его.
— Да-да, — отчаянно закивал Марсель. — Дело в том, что сегодня я убил графа Штанцлера.
По толпе пронёсся удивлённый гул. Окделл, нахмурившись, переглянулся с кардиналом. Марселю почудилось, что он без труда читает в их взглядах: «Сумасшедший!».
— Я кардинал Левий, сын мой, — мягко произнёс священник. — Мы вели переговоры с мятежниками и задержались здесь, чтобы отслужить в церкви всенощную по Святому отцу Юннию. Сейчас мы возвращаемся в ставку герцога Алвы и готовы забрать вас с собой.
— Я горячо этого желаю! — страстно согласился Марсель. — Но я хотел бы остаться в присутствии его светлости герцога Окделла, хотя бы даже закованный в кандалы!
— Вам не стоит так волноваться, сын мой, — попробовал урезонить его Левий ласковым тоном.
— Хорошо вам так говорить, святой отец, — возразил Марсель. — А за мной только что гнался выходец на Кладбищенской кобыле! Если бы не появление его светлости, я сам уже стал бы покойником и ехал к Алве с потусторонним визитом!
— Дитя моё… — начал кардинал, но Окделл мгновенно ухватил суть дела. В его серых глазах блеснул огонь понимания.
— Вы видели Пегую кобылу? — быстро спросил он, пытливо всматриваясь в Валме.
— Даю слово! — горячо подтвердил Марсель. — Ваша собака отогнала её, а ваш голос спугнул окончательно. Позвольте же мне, ваша светлость, больше не разлучаться с вами! Мне не хочется являться к Первому маршалу в обличье покойника.
Окделл кинул на Левия многозначительный взгляд. Теперь и кардинал посмотрел на Марселя серьёзно.
— Вы вполне уверены, что видели выходца? — уточнил он.
— Ещё бы! — отозвался Марсель. — Ведь это была королева Катар-р-р…
И он в испуге зажал себе горло рукой, просипев через силу:
— Не нужно называть её по имени!
Левий вздрогнул и бессознательно нащупал свой наперсный знак. Повернув голову, он вполголоса сказал Окделлу:
— Это возможно. Её величество пропала в Валансене при странных обстоятельствах. Наш горячо оплакиваемый Святой отец считал, что её конец был дурным.
Окделл, сильно побледнев, кивнул головой. Казалось, его замутило.
— И чего хотела от вас её величество? — обратился Левий к Марселю.
— Отправить меня к герцогу Алве, — ответил тот. — Она почему-то не могла ехать сама, хотя хотела. Кажется, ей запретили это. Сестра смерти.
Окделл мазнул по лицу Марселя расширившимися потемневшими глазами.
— Я понял вас, виконт, — сказал он отрывисто. — Понял лучше, чем вы думаете.
Марсель почему-то сразу обмяк и даже отпустил сапог, к которому прижимался до сих пор. Телохранитель Окделла подхватил его сзади, иначе он бы не устоял: от всего пережитого сегодняшней ночью ноги его больше не держали.
— Гиллалун, — приказал Окделл сдержанным тоном, — укутай виконта в свой плащ и посади на своего коня. Держись постоянно рядом со мною. Ты слышал: виконт боится оставаться в отдалении. Мы возвращаемся в ставку Первого маршала. Герцог Алва ждёт нас.
Глава 7. Смута. 3
3
— Довольно, господин кардинал! Никаких переговоров с преступником! Ваш Алва подослал к нам подлого шпиона и убийцу…
— Помилуйте, сын мой, вы же сами посадили виконта Валме в подвал!
— Из которого он вряд ли вышел бы без пособников, не так ли, отче? Как удачно сложилось, что в ту ночь вы тоже находились в замке!
— Все караульные провалялись в беспамятстве до утра! Не вашими ли молитвами, господин кардинал? Может быть, это вы подсыпали им снотворное в святую воду?
— Капитан, думайте о том, что говорите! Я весь вечер был у вас на виду. Разве я приехал бы к вам сегодня, будь я виновен в том, в чём вы меня обвиняете?
— Это уловка! Подлая хитрость! Бритый лис!
— Ворон провёл нас, как кагетов у Барсовых Врат, господа! — громко пояснил граф Дени Агиррэ, криво ухмыльнувшись, и его сторонники немедленно разразились хриплыми воплями:
— Смерть Ворону! Смерть подлому убийце!
Кардинал Левий поднял руки вверх, пережидая бурю. Алва предупреждал его, что из затеи с переговорами не выйдет толку: смерть Штанцлера окончательно обозлила мятежников, и они впали в воинственный раж. С десяток вожаков восстания, столпившись вокруг магнуса Ордена Милосердия, возмущались, выкрикивали угрозы и изрыгали проклятия. Главным заводилой выступал Никола Карваль, капитан местного гарнизона; ему на два голоса вторили его теньенты, Дюварри и Левфож. Номинальный глава мятежа, граф Дени Агиррэ, тоже окружил себя небольшой свитой: в ней состояли его юный оруженосец Жюльен со своим отцом, бароном Александром Горуа, и оруженосец последнего Жорж Гайар, однокорытник Жюльена. Друзья принца Ракана, недавно прибывшие из Сакаци с алатскими наёмниками – братья Борны, Дуглас Темплтон и Анатоль Саво – держались немного особняком, но нелепая смерть Штанцлера потрясла и их.
Однако шестеро участников Военного Совета сохраняли относительное спокойствие, и Левий краем глаза отметил их. Трое были полковниками Резервной армии, пару месяцев назад перешедшими на сторону восставших – Люра, Пикмаль и Рёдер. Не исключено, что сейчас они раскаивались в своём предательстве и искали случая заслужить прощение. Ещё двое являлись давними союзниками герцога Анри-Гийома – бароны Гаржиак и Шуэз. Неоднократно битые, помнящие несчастливое восстание Эгмонта Окделла и ренквахскую битву, они, похоже, трезво оценивали свои шансы и не рвались в заведомо обречённую авантюру. Шестым выступал Луи-Поль Феншо-Тримейн, епископ Риссанский, тайный конфидент Левия при талигском дворе. Именно он вмешался сейчас в разговор, призвав возмущённых эпинцев к порядку.