«Вот упрямец!», — восхитился Валме.
— Послушайте, Рокэ, — вмешался Робер, — если Левий укроется в церкви – а это очень возможно, то в ризнице есть потайная дверь, выходящая прямо на дорогу в Нежюр.
Алва вздохнул и развёл руками.
— Хорошо. Если кардинал выберется через эту дверь, юноша, я разрешаю вам прийти ему на помощь. Но запомните: лезть в замок вам самому или кому-либо из вашего отряда я запрещаю. Вы не должны выдавать своё присутствие. Это ясно?
Ричард бросил на Робера признательный взгляд.
— Да, монсеньор!
— Барон! — Алва снова повернулся к Гаржиаку. — Вы знаете укрепления и планы мятежников. Сколькими орудиями они располагают?
— Двумя фальконетами и одной кулевриной. Вся артиллерия установлена на башнях замка, Герцоге и Герцогине. Ею командует теньент Левфож.
Алва указал линии на карте: небольшая батарея могла вести огонь только с юго-запада и юго-востока. Главную башню – Арсенальную, когда-то возвышавшуюся с северной стороны и закрывавшую внутренний двор, велел снести ещё кардинал Дорак.
— Входные ворота разрушены шесть лет назад, — сказал Алва (он не стал упоминать, что это произошло после восстания Эгмонта Окделла). — Тогда внутренний двор был полностью открыт. Здесь, — он ткнул пальцем в проплешину перед замком, — находится пустырь, на котором маркиза Эр-При пыталась разбить парк. По словам виконта Валме, мятежники возвели здесь новые укрепления.
— Да, равелин, чтобы защитить Эр-Эпинэ с севера, — подтвердил Марсель, вспомнив ночь своего бегства.
— Демилюну, — пояснил Гаржиак (он использовал эпинское слово). — Её обороной командует сам капитан Карваль и барон Горуа. Пехотный полк Агиррэ стоит перед ними в деревне.
Алва повернулся к новому графу Гирке.
— Это ваше направление, полковник. Что вы думаете предпринять?
— У меня будет поддержка кавалерии? — невозмутимо осведомился тот, склоняясь над картой.
— Два эскадрона. Грасси, — обратился Алва к кавалерийскому капитану, — вы должны отбить мост в Алейе у Люра и проложить дорогу пехоте графа Гирке.
— Я вижу в деревне три главные улицы, — произнёс Гирке, указывая направления на карте. — Они сходятся у пустыря с равелином или демилюной, если вам угодно. Солдаты рассредоточены по домам и палисадникам, я полагаю?
— Да, — подтвердил Алва. — Вояки из них так себе, но окопаться они успели хорошо. На улицах возведены баррикады. Ваша задача – выбить их из деревни и отбросить на укрепления Карваля.
— И заставить кавалерию полковника Люра пройтись по собственной пехоте? — спросил Гирке, взглянув на Алву понимающим взглядом.
— Вы угадали мою мысль, полковник.
Гирке задумчиво кивнул.
— Лефлёр, вы на левом фланге, — продолжал маршал. — В вашем распоряжении будут тяжёлая артиллерия и пять мушкетёрских рот. Прижмите мятежников к Эр-Эпинэ, не позволяйте им форсировать Жолле и рассыпаться в виноградниках.
— Фальконеты Левфожа достанут до нас через реку, — заметил офицер, прикинув дальность огня. — Нужно послать разведчиков, чтобы оценить местность.
— Отлично. Займитесь этим, пока барон Гаржиак договаривается с Рёдером. Господа! Мы атакуем завтра на рассвете независимо от исхода переговоров. Эпинэ! — Алва повернулся к Роберу. — Вы идёте со мной.
Командование правым флангом Алва взял на себя. Это было сложное направление: здесь правительственным войскам противостояла алатская конница и пехота полковника Пикмаля – самые боеспособные части мятежников. Наблюдая за переброской солдат по спешно возведённой переправе (регент распорядился построить её двумя хорнами выше Алейе), Робер мучился угрызениями совести. Он не сумел уговорить своих друзей не ввязываться в эпинскую смуту. Зачем Борны, Темплтон и Саво настаивают на драке? Ведь Альдо уже не вернёшь! А для Мэллит и оставшейся в Сакаци Матильды было бы гораздо лучше, если бы Рихард и Удо послушались здравого смысла.
Алва читал по его лицу как по открытой книге. Сопровождаемый неизменным виконтом Валме, который с унылым видом тащил неизменный кофр, регент подъехал к Иноходцу.
— Хотите быть со мною завтра в передовом отряде, Эпинэ? — предложил он. — Возможно, ваше присутствие заставит задуматься ваших агарисских друзей.
— Вы позволите мне ещё раз поговорить с ними перед боем? — спросил Робер наудачу.
— Почему нет? Чем меньше крови будет на Изломе, тем лучше.
— Жаль, что Карваля мне не вразумить, даже если каким-то чудом удастся переубедить Рихарда и остальных, — грустно сказал Робер. — Праматерь Астрапэ! Мой дед положительно сошёл с ума с этой идеей о Великой Эпинэ, а его сторонники рехнулись следом с ним.
— Не буду вам возражать, — меланхолически откликнулся виконт Валме. — За три месяца тюрьмы я сам пришёл к такому же выводу.
— Как вы думаете, Рокэ, сколько они сумеют продержаться? — спросил Робер.
Регент пожал плечами.
— Два дня самое большее. К вечеру мы загоним их в ваш замок, а к утру он капитулирует. Меня беспокоит не завтрашнее сражение. Дело не в Карвале и не в ваших мятежных вассалах. Дело в том, что произойдёт после.
— И какая же дрянь случится после? — осведомился Валме, слегка поёжившись. — Суд над мятежниками? Но это вещь обычная. Или вы опять о выходцах?
Алва нахмурился, словно подыскивал слова, и слова эти ему не нравились. Робер с беспокойством посмотрел на него: он в первый раз видел, чтобы Ворон испытывал затруднения в разговоре.
— Вас беспокоит, что нас атакуют раттоны? — спросил он.
— Это возможно, — кивнул Алва, — но у нас есть оружие против них. Трудность в том, что у нас нет оружия против Зверя.
— Вы же сами говорили вчера, что не знаете, что это такое! — возразил Робер.
— Я кое-что вспомнил, — ответил Ворон и неприятно усмехнулся. — Как-то в Варасте одна прелестница-бакранка научила меня местной песенке. В ней говорилось о рождении Зверя и о том, что бег его – это бег смерти. Во всяком случае, так перевёл мне Шеманталь. Бакраны называют зверем горный сель. Их можно понять: когда я использовал это средство, с кагетами было покончено раз и навсегда.
Робер невольно помрачнел.
— Я помню об этом. Я был в затопленных вами деревнях, — сказал он. — Но это война, а не Зверь.
— А потом мой оруженосец пропал в Гальтаре, и там случилось землетрясение, — продолжал Алва равнодушным тоном. — В своём роде не хуже селя, не так ли? А ваш покойный друг, если верить его вдове, в прошлом месяце устроил наводнение в Агарисе. Это война, против которой у нас нет средства. Мы можем вызвать возмущение земли и моря. Но способны ли мы остановить его?
— Говорите прямо, Рокэ! — не выдержал Робер. — То есть вы согласны с Диконом и думаете, что под Зверем подразумевается какая-то природная катастрофа?
— Да. Мой оруженосец в кои-то веки оказался прав. Старые легенды говорят, что Кэртиана будет существовать только пока живы Раканы. Я последний из них, но я смертен.
— Уж вы-то, Рокэ, переживёте всех нас! — вмешался Марсель недовольным тоном: ему не нравилось направление разговора. — А как же ваш договор с Леворуким?
— Да, договор! — подхватил Алва. — Вы помните легенду о Ринальди Ракане, Робер?
— В общих чертах… Но, праматерь Астрапэ, неужели вы относитесь к ней серьёзно, Рокэ?
— Хотел бы посмеяться, но глупо закрывать глаза на истину. Проклятие сбывается: мне известно об этом лучше всех. Ринальди утверждал, что стал жертвой предательства своего брата Эридани. Трудно сказать, был ли он действительно невиновен или считал, что брат должен был защищать его в любом случае. Но правда в том, что Ринальди обрёк последнего потомка своего брата на четырёхкратное предательство близких. — Алва помолчал и добавил. — Три из них уже произошли.
Марсель обеспокоенно посмотрел на него.
— Бросьте, Рокэ! Всех нас предают с десяток раз на дню, — сказал он как можно более небрежно. — Не хотите же вы сказать, что все мы прокляты?
— Вы уверены, что не ошибаетесь, Рокэ? — с тревогой спросил Робер.
— Судите сами, — ответил Алва. — Первое предательство случилось, когда моя предполагаемая невеста заманила меня в западню, где я едва не отдал душу Леворукому. После такого урока я решил проявить осторожность и больше не сближаться ни с кем. Однако у меня ещё оставались старые друзья – точнее, один друг, друг моего отца. Нынешний кризис, за который в итоге мне придётся расплачиваться – результат предательства Сильвестра. Правду говоря, я бы предпочёл, чтобы он нанял банду наёмных убийц, — усмехнулся Рокэ. — Так, по крайней мере, было бы честнее. Близких я потерял, но чего я совершенно не ожидал, так это удара из прошлого. Знаете ли вы, каково это, когда тебя предаёт твоё собственное прошлое? Когда высокая легенда вылезает из склепа и требует от тебя отмщения за все обиды, причинённые ей с самого сотворения мира? Весьма тошнотворное зрелище. А ведь казалось бы, прошлого нельзя изменить. У меня не осталось больше ничего: ни надежды, ни даже глупейшей мальчишеской мечты, которую не опошлили бы самым банальным образом – предательством.