Робер молчал: его потрясла скрытая горечь, сквозившая в словах Ворона.
— Я не знаю, каким будет четвёртое, — продолжал Алва: в его голосе теперь чувствовалась усталость. — И не знаю, кто его совершит. Может быть… — Он замер на мгновение и быстро перебил сам себя: — Впрочем, неважно. Но это определённо будете не вы, так как нас с вами ничто не связывает. Поэтому я должен сказать вам то, чего не стал говорить при Диконе. — Алва остановился и произнёс медленно и раздельно: — Он жив. Не знаю, как и почему, но он жив. Я видел его собственными глазами.
Робер слегка оторопел: ему показалось, что Ворон бредит.
— Кого? — спросил он с недоумением.
— Ринальди Ракана. Леворукого.
Робер потрясённо смотрел на Алву, совершенно не зная, как понимать его слова. Ринальди Ракана казнили четыре круга тому назад!
— Я кое-что слышал о вашей встрече с Леворуким, — дипломатично вмешался Марсель. — Но я всегда считал, что тогда вы просто бредили из-за кровопотери.
Алва приподнял левую бровь.
— Вы полагаете, виконт, что больше мне не о чем бредить, кроме как о Леворуком? — осведомился он иронически. — Очень лестно для моей репутации безбожника. Но, если верить легенде, Ринальди Ракан обещал вернуться и посмотреть на страдания последнего потомка Эридани. Что возвращает нас к предмету разговора. К Зверю. Я рассчитываю, что вы воспользуетесь этим знанием, Эпинэ.
Робер с отчаянием схватился за виски.
— Рокэ, я ничего не понимаю! — воскликнул он. — Какое отношение всё это имеет к Зверю?
— Самое прямое, — произнёс Алва спокойно. — Четвёртое предательство должно стать последним. Но если умру я, погибнет вся Кэртиана. Ринальди Ракан придёт взглянуть на мою смерть. Вы должны убедить его остаться здесь и стать новым Сердцем мира. Он тоже Ракан. И я полагаю, что он способен остановить Зверя. Какова бы ни была его обида, сбывшееся проклятие должно удовлетворить его. Он отомстит потомкам своего брата. Убедите его не мстить всей Кэртиане.
— Почему вы просите об этом именно меня? — спросил Робер поражённо.
— Кого же ещё? Вы Повелитель Молний, один из четырёх. Ваш приятель Альдо мёртв, а род Повелителей Ветра пресёкся. Что же касается Дикона… — Уголок губ Алвы слегка дёрнулся. — Вчера я намеренно не стал говорить всего этого при нём. Держите его в неведении как можно дольше. Окделлов часто осеняют странные идеи насчёт спасения их ближних, после чего ближним приходится расхлёбывать последствия. Мне гораздо легче умереть от проклятия, чем от попыток моего оруженосца облегчить мою участь. К тому же, хотя Кэртиана хранит его, не стоит лишний раз искушать судьбу. Повелитель Скал не должен погибнуть на Изломе.
— Слушайте, Рокэ, но это же нечестно по отношению к вашему оруженосцу! — запротестовал Валме, вспомнив своё собственное избавление от Кладбищенской лошади. — Он имеет право знать!
— С каких это пор, виконт, вы стали таким приверженцем честности? — осведомился Алва с холодным сарказмом.
— Я понимаю, Рокэ, — печально проговорил Робер. — Вы можете положиться на меня: я не скажу Дикону ни слова. Но не кажется ли вам, что слишком опасно отправлять его завтра в тыл врага? Ему всего лишь семнадцать!
— Он должен научиться командовать, — возразил Ворон. — Не беспокойтесь: капитан Энрикес опытный человек, а Кохрани и надорцы не допустят, чтобы с их сеньором что-нибудь случилось.
— В отличие от вас, господа! — заявил Марсель возмущённо. — Сейчас вы составили настоящий заговор против герцога Окделла. Напоминаю вам, однако, что я обязан его светлости жизнью.
— Мне вы тоже обязаны жизнью, — холодно ответил Рокэ. — Пока вы со мной, покойная королева не смеет приблизиться к вам, и я надеюсь, что вы это цените. Кроме того, вы мой офицер по особым поручениям. Если я приказываю вам молчать, вы будете молчать. Я понятно выразился, виконт?
— Куда понятнее, — буркнул Марсель себе под нос. — Я повинуюсь, монсеньор, но официально ставлю вас в известность, что внутренне я протестую!
— Смотрите! — вдруг воскликнул Иноходец. — Уж не Гаржиак ли это скачет сюда? Неужели его переговоры завершены?
Робер не ошибся: барон Гаржиак возвратился, причём с хорошими новостями. Редёр не стал торговаться: настроения горожан и собственная убеждённость в военной удаче Ворона заставили его быстро согласиться на капитуляцию. Он предложил даже больше: послать тайного гонца к полковнику Пикмалю, чтобы убедить его сложить оружие. Оба недавних изменника успели сильно пожалеть о своей скоропалительной жадности, которая привела их на сторону мятежников. Мэр Нежюра и старейшины радостно приветствовали переход герцога Эпинэ на сторону Верховного правителя королевства и обещали закрыть ворота для восставших.
— Всё это прекрасно, — резюмировал Алва итоги переговоров, — но Рёдеру и добрым нежюрцам стоит умерить свой пыл. Господа Карваль и компания не должны узнать о нашем договоре до завтрашнего утра.
— Если позволите, я вернусь к Рёдеру, чтобы предупредить его и дождаться ответа Пикмаля, — отозвался Гаржиак.
— Отправляйтесь, — разрешил Алва. — И возьмите с собой слугу посмышлённее. Когда вернётся переговорщик от Пикмаля, пошлите его ко мне с докладом, а сами оставайтесь на месте.
Ночью лагерь регента превратился в осторожно копошащийся муравейник. Под прикрытием темноты войска занимали позиции: на правом фланге тяжёлая конница преодолела переправу и вышла за холмами, окаймлявшими крестьянские поля и пастбище; пехота затаилась тут же. На левом фланге мушкетёры Лефлёра рассыпались цепью вдоль реки, на противоположном берегу которой стоял противник. Тяжёлые орудия, которым предназначалось бить по замку, протащили под прикрытием леса и виноградников, замаскировав их ветками. Ричард и его отряд шли в арьегарде артиллеристов: им предстояло тайно перебраться в тыл врага сразу после атаки полковника Гирке, командовавшего центром. Сам Гирке сохранял почти полную неподвижность: солдаты Агиррэ находились у него прямо перед носом, отделённые только течением Жолле и крепким деревянным мостом.
Сражение должно было начаться перед самым рассветом, но несмотря на все предосторожности, предпринятые Гаржиаком по совету Алвы, тревожные новости о предательстве всё же дошли до мятежников раньше, чем следовало. Незадолго до атаки Эр-Эпинэ пришёл в движение: у спешно возведённого равелина замелькали факелы, заметались люди; пара верховых галопом помчалась в Алейе, крича во всю глотку:
— Измена! Измена!
Полковник Гирке не стал ждать. Один из эскадронов капитана Грасси ринулся на мост, сметая заграждения и обороняющих их людей. Яростная пальба в один миг заглушила тревожные крики посыльных. Полковник Люра, однако, не дремал: его всадники бросились наперерез кавалеристам Грасси. Завязалась отчаянная драка, больше похожая на свалку. Трудно сказать, каким бы был исход, если бы Алва не оставил Гирке пару лёгких пушек. Через несколько минут на мятежников посыпались ядра. Они свистели над головами лошадей, которые шарахались в разные стороны; несколько сброшенных вояк упало с моста в воду. Пули и палаши дробили кости и рвали тела: повсюду слышались крики раненых. Всадники Люра отступили было за ворота, которыми мятежники пытались перекрыть въезд в деревню, но Грасси не дал им на это времени. С криками «Ворон и Талиг!» атакующие прорвались вперёд, рубя сплеча и конных и пеших. У сьезда с моста случилась давка: несколько десятков людей столкнулись буквально лоб в лоб. Стоны умирающих смешались с воплями ярости и лающими приказами.