— Я не смог убедить их, — с трудом выговорил он.
— Вы сделали всё, что было в ваших силах. — Алва серьёзно посмотрел на него. — Остальное не в вашей власти.
Он обернулся к войскам: каждый кавалерист имел при себе два пистолета, палаш и кинжал. Был отдан приказ: в первый раз стрелять по команде, во второй – по собственному разумению. Тускло поблёскивающие металлические дула опустились, образуя одну линию. Только сейчас по отсветам на оружии Робер сообразил, что солнце уже вышло из-за горизонта. Он думал об этом возможно потому, что не хотел гадать, куда целит Алва.
— Пли!
Шеренгу стреляющих заволокло дымом, но по крикам и гортанным алатским проклятиям стало ясно, что первый залп принёс свои плоды. На той стороне уже были потери – убитые и раненые, хотя сейчас было трудно разобрать, что именно там происходит. Втайне Робер боялся, что не найдёт взглядом своих друзей, когда снова посмотрит вперёд.
Земля вздрогнула: это кавалерия Алвы перешла на кентер. Пирофор сменил аллюр без всякого указания со стороны хозяина. Пороховая завеса окончательно развеялась, и Робер увидел перед собой изрядно поредевший конный строй, ощетинившийся оружием. Дуглас Темплтон, стоя на стременах, без шляпы, с красным лицом, выкрикивал какой-то приказ; Анатоль Саво мчался на левый край фронта. Рихарда и Удо Борнов Роберу рассмотреть не удалось; времени было слишком мало.
Кавалеристы Ворона на ходу открыли беглый огонь, но без особого успеха. Со стороны противника грянул залп. Он показался Роберу очень громким – гораздо громче, чем первый (впоследствии выяснилось, что одновременно с алатцами выстрелили мушкетёры, оставленные Алвой за холмами). Некоторые лошади взвились на дыбы, кто-то со всего размаха рухнул в грязь. Боковым зрением Робер видел, как вокруг него падают люди. Но потери алатцев были значительнее: почти весь центр строя выкосило огнём мушкетёрских рот Ворона. Левая и правая шеренги – там Робер наконец заметил Удо Борна – начали спешно перестраиваться на скаку. Беглый огонь ещё продолжался, но уже через пару минут первые ряды всадников сшиблись друг с другом.
Робер не стрелял. Он врубился в гущу боя с одним палашом наперевес. Убивать он не хотел и старался лишь отражать удары, сыпавшиеся на него отовсюду. Пирофор Дракко гарцевал под ним так изящно, словно был придворным кавалером, танцующим гальярду.
Внезапно с левой стороны фронта до Робера донёсся истошный рёв: это виконт Валме во всю силу своих лёгких загорланил какую-то дикую песню.
— Лишь тот мне мил среди князей,
Кто в битву ринуться готов,
Чтоб пылкой доблестью своей
Бодрить сердца своих бойцов,
Доспехами бряцая![1]
Остального было уже не разобрать: виконт так увлёкся, нанося и парируя удары, что проглатывал большую часть песни, и лишь изредка выкрикивал в азарте, когда сшибался с очередным противником, разрозненные слова:
— Сталь!.. Бег!.. По трупам!..
Кавалерия Алвы, следуя за своим командующим, разрезала алатскую конницу посередине, как нож масло, и принялась окружать её, как удав, двумя неумолимо сжимающимися кольцами. Наёмники отступали – медленно и тяжело, но всё же отступали под прикрытие башен Эр-Эпинэ.
Справа отряд кавалеристов, руководимый капитаном Тапо де Монтойя, начал постепенно смыкаться вокруг левого крыла алатской конницы. Люди и лошади сшибались друг с другом; тяжёлые мечи с хрустом пробивали доспехи и с жутковатым чавканьем впивались в тела под ними. Робер сшиб одного из наёмников на землю и едва успел увернуться от второго. Но третий не замедлил встать на место товарищей, и Эпинэ инстинктивно схватился за кинжал, ударив им снизу вверх, пока выпрямлялся в седле. Наёмник отшатнулся на полкорпуса, и Робер не медля добил его палашом. Бой есть бой, а он не хотел умирать.
Впереди мелькнуло красное лицо Темплтона и его широкие плечи: Дуглас бился в первых рядах, отчаянно, бесстрашно и безнадёжно. Робер сжал бока Дракко коленями, и пирофор вынес его прямо на линию схватки. Отбивая сыплющиеся на него удары, Робер крикнул капитану де Монтойя:
— Отдайте его мне!
Дуглас даже в горячке боя узнал голос Робера и повернул к нему искажённое, залитое потом лицо:
— Рихард убит! Слышишь: Рихард убит! Ты доволен?..
Робер сжал зубы: он боялся, что старший из Борнов не пережил первого залпа. Но страдать было некогда. Дракко выскочил прямо перед Темплтоном; Тапо де Монтойя посторонился, уступая место герцогу Эпинэ.
Дуглас ринулся на старого друга как рассерженный медведь, орудуя палашом как палицей. Останься у Робера в этот миг способность удивляться, он поразился бы тому, что сумел выстоять под таким шквалом ударов. Однако горе, боль и злость – плохие помощники в схватке. Едва пароксизм ярости отступил, рука Темплтона чуть заметно ослабла, и Робер, чутьём угадавший этот момент, едва ли не единственный в поединке, тут же воспользовался этим. Палаш Дугласа отлетел в сторону. Поражённый, тот схватился было за длинный горский кинжал, но Робер левой рукой, одетой в латную рукавицу, перехватил друга за запястье и изо всей силы дёрнул на себя. Темплтон завалился набок, съехав с седла. Робер выкрутил ему руку за спину.
— Это мой пленник! — крикнул он во всю мочь своих лёгких. — Это пленник регента!
Кавалеристы Тапо де Монтойи заслонили их от алатцев, пытавшихся пробиться к своему командиру. Бой кипел, но теперь передовая линия сдвинулась на несколько шагов вперёд.
Робер наклонился к другу, который ещё каким-то чудом не свалился с седла, испытывая неодолимое желание встряхнуть его и трясти до тех пор, пока из его башки не выйдет вся накопившаяся там за годы изгнания дурь.
— Я пытался спасти вас! — крикнул он Темплтону в самое ухо. — А ты хочешь, чтобы все погибли? Чтобы все мы полегли здесь во славу мёртвого Альдо, как Рихард?
Темплтон хрипло дышал, придавленный к луке седла, и цеплялся за гриву лошади.
— Хватит с нас бессмысленной вражды! — сказал Робер с сердцем, чуть-чуть ослабляя хватку. — Прекрати сопротивляться и вели сдаваться своим, если хочешь уберечь Анатоля и Удо от участи Рихарда.
Темплтон с трудом сглотнул воздух:
— Командует Удо, а не я. А со мной делай что хочешь.
— Я хочу спасти тебя, дурак, — выговорил Робер сквозь зубы. — Помоги мне спасти остальных, если наши друзья хоть что-то для тебя значат.
Темплтон глубоко выдохнул и приподнял голову, облизывая ободранные губы: похоже, Робер заехал ему по лицу латной рукавицей.
— Где герцог Окделл? — спросил он, озираясь. — Он мой сеньор. Я сдамся ему.
— В другом месте, — кратко ответил Робер. — Командует личным отрядом регента.
Дуглас Темплтон, по-видимому, смирился.
— Ладно, — сказал он. — Делай как знаешь. Но наёмникам платил не я. Мне их не остановить
Робер отпустил вывернутую руку друга и толкнул его назад.
— Я доставлю тебя в лагерь.
В нескольких шагах перед ними рванулась земля: это замковая батарея плюнула ядром в сторону конницы регента.
Марсель Валме сам не заметил, как атакующие оказались вблизи стен Эр-Эпинэ: во время боя он старался только не потерять из виду Ворона, рубившегося справа от него. Однако ядро, рухнувшее всего в десяти шагах впереди, ясно дало понять, что они вошли в зону обстрела. На равелине тоже уже кипел бой: капитан Карваль и барон Горуа отбивались от наседающих на них Гирке и Грасси. Пустырь перед замком, так и не превратившийся в парк, был полон дымом и суетой; разбитая кавалерия Люра беспорядочно металась перед равелином, мешая и обороняющимся, и наступающим.
Из-за реки глухо била батарея Лефлёра, пытаясь подавить артиллерию мятежников на башнях, но фальконеты Левфожа покуда удачно огрызались. Марсель с тревогой оглянулся на Алву: несмотря на свои недавние слова про договор с Леворуким, он всё же беспокоился за Рокэ. Верховного правителя королевства следовало увести из зоны обстрела. Марсель успел повернуть коня и даже приблизиться к Ворону, когда над полем боя раздался высокий пронзительный вопль.
Его можно было бы назвать даже визгом, если бы его не издавал высокий всадник в чёрном плаще с огромным красным маком на плече. Размахивая палашом, он нёсся со стороны равелина прямо на кавалерию Алвы. Правый глаз его почти выскочил из орбиты, а под ним красовалось кровавое месиво из лицевых костей и кровоточащих жил.