В местном трактире Ричард запасся бурдюками с водой и объёмистой флягой с местным грушевым сидром – пуарэ́, как его называли эпинцы. В прежнее время юноша непременно пожелал бы сравнить его с надорским напитком, изготовлявшемся из яблок, – разумеется, в пользу матушкиной кухни и искусства. Однако теперь он всего лишь с рассеянным удивлением отметил душистую сладость знакомого вкуса. Будь жив Эгмонт, он сказал бы, что сын просто повзрослел. Но Эгмонта Окделла давно не было на свете.
Старогальтарский тракт, когда Ричард выбрался на него, показался юноше ещё более заброшенным, чем он помнил, и трудно узнаваемым. Землетрясение преобразовало окружающий пейзаж. Часть старых каменоломен обрушилась; одни выработки засыпало землёй, зато другие обнажились, зияя глубокими провалами, уводящими в никуда. Ричарду так и не удалось найти пещеру, в которой его держали бандиты, и люк в катакомбы, через который они с Гиллалуном сбежали от капитана Паганаччо. Вероятно, пещера обвалилась, похоронив в себе всех разбойников, за исключением Жана-коновала. Лезть в новые провалы Ричард не рискнул: кто знает, найдёт ли он внутри вход в Лабиринт? К тому же, Сона не могла спуститься в опасные дыры, а Дику не хотелось расставаться с мориской до последнего.
У него была на уме другая мысль. Легенды, читанные им некогда в библиотеке на улице Мимоз, повествовали о храме абвениатов – средоточии древнего язычества. Тайный ход вёл оттуда в подземное святилище, в котором анакс Золотых Земель и четыре Повелителя избирали нового абвениарха. Ричард был уверен: именно в этом подземном зале Лит, воскресший в его памяти, разговаривал с Каталлейменой. Там и следовало искать Оставленную сестру смерти.
Дик не сомневался, что найдёт Каталлеймену в том же месте, в котором оставил её в прошлый раз.
Правда, в прежний свой приезд он не заметил никакого древнего храма. Но это ни о чём не говорило: тогда он провёл в городе слишком мало времени, чтобы увидеть всё.
Ричард въехал в Гальтару на исходе четвёртого дня.
Спешившись, юноша осторожно пошёл по развалинам, внимательно осматриваясь по сторонам и ведя Сону в поводу.
Странное дело! Землетрясение как будто бы совсем не затронуло город. Он разрушался сам по себе, постепенно превращаясь в каменную пыль. Причины его агонии казались не физическими, а метафизическими. Ещё на подъезде к столице Ричард видел множество развалившихся крестьянских лачуг, а вдоль старогальтарского тракта – куски разбитых вдребезги обелисков, однако в самом городе, казалось, не рухнула ни одна развалина, ни одна ветхая колонна, утыкавшаяся в небо как поднятый перст. Камни, лежавшие на земле и преграждавшие ему путь в прошлый раз, казалось, не сдвинулись с места даже на сотую долю бье. Ричард бродил по мёртвым улицам, полным песка и пыли, и думал, озарённый неожиданной и диковинной мыслью:
«Этот город умирает оттого, что его покинули мы».
Он поднялся на Холм Ушедших, надеясь высмотреть с высоты древний языческий храм, способный привести его к Каталлеймене.
Вечер был ясным, но он ничего не увидел.
Сойдя вниз, он обошёл четыре башни, стоявшие по краям площади. Они возвышались как воины, закованные в непроницаемую броню и опустившие забрало. Любой бы пришёл к выводу, что у них никогда не было ни входа, ни выхода. Ричард смутно помнил, как он блуждал внутри Северной – Надорэа, почти потеряв самого себя; помнил, как услышал голос эра Рокэ и увидел монсеньора на пороге, с головы до ног залитого золотым солнечным светом. Однако сейчас он никак не мог отыскать этот порог. Дик долго простукивал камень чуткими пальцами, мысленно прося его отозваться; он всматривался в толщу кладки, закрыв глаза и прижавшись к ней лбом. Тщетно. Северная башня открывалась только мёртвым, он же был беззастенчиво и бесстыдно жив.
Оставив тщетные попытки, Ричард снова взял Сону за поводья и побрёл вдоль улиц, прикрыв глаза. Всего несколько месяцев назад он блуждал внизу по катакомбам, в земляном чреве этого города, и первозданная тьма пожирала его снаружи и изнутри. Был ли он жив тогда? Или он всё-таки умер там, в Лабиринте? Он не знал этого даже сейчас.
Слова молитвы, которую он произносил в своём бреду, пришли ему на память и теперь:
«Прародитель Лит! Я кость от кости твоей, я камень скалы, воздвигнутой тобою… Стань навеки неотделим от меня, отче Лит, как я неотделим от праха, из которого ты вызвал меня».
Ему почудилось, что камни глухо зашептались под его ногами. Сосредоточившись на своих ощущениях, он совершенно забыл об осторожности, но тем не менее, ни разу не споткнулся о лежащие на земле обломки. Может быть, этим он был обязан внимательности Соны?..
Ричард не успел додумать эту мысль: он едва не впечатался всем телом в какое-то препятствие.
Отступив и открыв глаза, Дик увидел перед собой кусок обвалившейся стены, сложенной из больших каменных блоков и некогда богато украшенной. Прежде она явно являлась частью какого-то здания, но теперь стояла совершенно обособленно: слева, справа и позади неё валялось только каменное крошево и крупные обломки.
Может быть, это и был остаток древнего храма? Ричард внимательно осмотрел огрызок кладки: он был высотой в человеческий рост и длиной всего в пару десятков бье. Площадка, над которой он возвышался, казалась сравнительно ровной: под слоем песка Ричард чувствовал старинные каменные плиты. Однако нигде – ни вдоль стены, ни за ней, ни рядом не виднелось ни единого лаза, даже мышиного. Земля здесь затвердела настолько, словно сама обратилась к камень на столетия заброшенности.
Скорее всего, перед ним были руины какого-то богатого дома – только и всего.
Ричард со вздохом обогнул препятствие. Вместе с Соной они возобновили молчаливое шествие по мёртвым улицам Гальтары – размеренное, как похоронная процессия.
Темнело. Дик понуро брёл с закрытыми глазами, доверившись чутью мориски. Мысленно он повторял молитву Литу, всем сердцем взывая к камням о помощи. То, что шёл он совершенно свободно, хотя в древних развалинах это казалось почти чудом, подтверждало его догадку: камни всё-таки слышали своего Повелителя. Ричард всем сердцем надеялся, что они выведут его на верный путь.
Однако когда через полчаса он упёрся носом в новое препятствие, оно на поверку оказалось старым. Та же стена, которая преградила ему дорогу в первый раз, преградила её и во второй.
Да он просто ходит по Гальтаре кругами!
— Святой Алан! — процедил Дик сквозь зубы, впервые использовав имя почитаемого предка как ругательство.
Но раздражение ничем ему не помогло: усталость и быстро наступающая темнота делали дальнейшие поиски бессмысленными.
Приходилось подумать о ночлеге. Ричард с Соной отыскали наименее шаткую постройку – по-видимому, остатки какого-то древнего особняка, и забились в неё. К счастью, погода стояла ясная: случись дождь, Ричард и мориска вымокли бы до костей в своём ненадёжном убежище.
На рассвете Дик возобновил обход. Солнце только поднималось над Восточной башней – самой плохо сохранившейся из всех, — когда Ричард в третий раз упёрся носом в давешнюю стену. Упрямая развалина оказалась на редкость назойливой: в какую бы сторону ни шёл Повелитель Скал, она неизменно торчала у него на пути.
Это уже не могло быть простым совпадением. Ричард замер в глубокой задумчивости, а потом отступил на несколько шагов от стены, чтобы как следует рассмотреть её. По форме она до странности напоминала большое зеркало с ломанными каменными краями. Ему показалось, что трещины и остатки украшений на ней складываются в неясный, но знакомый узор. Как загипнотизированный, юноша вглядывался в него, мысленно вытаскивая полустёртые линии из глубины каменной кладки. Камень поддавался – неохотно, словно что-то внутри него отчаянно сопротивлялось.
Дик проявил упорство, свойственное всем Окделлам. Мельком ему подумалось, что сейчас он похож на ребёнка, который упрямо тянет увязшего в густой смоле мотылька за тонкие полупрозрачные крылышки.