Тонкий пальчик, который прежде манил его за собой, медленно указал на чёрные лучи первой эсперы, а потом двинулся по кругу, словно пересчитывая остальные. Золотые лучи он пропускал.
— Всего двадцать чёрных, — сказал Рокэ, проследив на движениями взглядом.
— Да, — подтвердила женщина. — Не четыре седьмицы, но пять раз по четыре. Понимаешь? Двадцать лет.
— Двадцать лет? Излом длится двадцать лет? — спросил Рокэ, нахмурясь.
— Да, — улыбнулась женщина. — Излом – это не день и не год: это время.
— Чьё время, эрэа? — поинтересовался Рокэ с любезностью светского кавалера.
— Время Повелителей, — грустно отозвалась женщина. — В эти двадцать лет все силы Кэртианы сосредоточиваются только на одном члене рода – том, который единственный достоин продолжить линию Повелителей в следующей Круге. Другие погибают, потому что остаются беззащитными.
— Но это не так, эрэа, — тут же возразил Рокэ. — Известны случаи, когда Излом переживали и два и три члена одной семьи. Впрочем, я не скажу за двадцать лет…
— Даже если и скажешь, это не важно, — равнодушно ответила женщина. — Дело не в жизни того или иного человека. Дело в роде. Изредка случалось, что на Изломе в семье Повелителей выживало и двое. Но потомство давал только один из них.
— Потомство? — спросил Алва, насторожившись.
— Да, потомство, — подтвердила женщина. — Неужели ты думаешь, что Излом – это какое-то сотрясение основ в буквальном смысле слова? Возмущение земли, мировой пожар, всеобщее безумие, охватившее человечество?.. Нет. Даже такие творцы, какими были Ушедшие, не назначили бы подобной судьбы всему, что они создали. Излом – это время обновления. Это возвращение мира к своему истоку, Рокэ. Это возрождение, обретение изначальной чистоты божественной крови. Не будь Изломов, ей грозило бы полностью раствориться в человеческой крови, а это привело бы Кэртиану к погибели. Но это и опасное время. На Изломе цепь божественной преемственности истончается до тоненькой нити жизни одного человека – того, кто продолжит род. Кэртиана слабеет, и именно поэтому становится уязвимой для вторжения изве.
— Уверен, что вы говорите не о нашей нынешней междоусобице, эрэа, — заметил Рокэ, слушавший её со всё возрастающим вниманием.
— Междоусобицы? — Женщина иронически приподняла тонкие чёрные брови. — Они есть всегда: похоже, вы, люди, просто не способны без них обходиться. Я имею в виду чужеродное вторжение, иноприродное всему Ожерелью. Есть существа… Ушедшие назвали их врагами, трокте́сами, а люди – раттонами. Они чужие. Они питаются жизнью Бусин Ожерелья, высасывают из них силы, как слепни сосут кровь у несчастных быков и лошадей, когда тучами вьются над ними.
— Чужие имеют человеческий облик? — быстро спросил Рокэ, тут же вспомнив крылатых ведьм Хексберга.
— Сами по себе – нет, но они способны его принимать, когда высасывают жизнь из человека. Хотя люди интересуют их в последнюю очередь. Смертные слабы. Сила Кэртианы сосредоточена в Повелителях и астэрах – спутниках, оставленных Ушедшими.
Охваченный дурным предчувствием, Рокэ нагнулся ближе к своей собеседнице:
— Астэры? Разве они уязвимы?
— Конечно. Как и всё в Кэртиане. Они просто сгустки стихийной силы, которым Ушедшие придали облик животных, только и всего. Они обладают хорошим чутьём, но их разум без связи с Повелителем ограничен. Поэтому они становятся первыми жертвами. Раттоны внедряются в них и выедают их изнутри.
Рокэ внутренне содрогнулся, хотя не показал виду, что слова женщины его встревожили.
— Астэры могут погибнуть?
— Да. От них остаётся один остов: полуживотное-получеловек, в зависимости от того, какой стихии принадлежала астэра, и сколько людей успел высосать съевший её раттон.
— Женщины с птичьими клювами, кошкоголовые демоны, русалы и русалки, человекобыки… — перечислил Рокэ, испытующе глядя в лицо собеседницы.
— Бывшие астэры, выеденные изнутри паразитами, — подтвердила она. — Остерегайся их, Рокэ. Они способны обмануть и увести даже Ракана.
— Можно ли их убить? — резко спросил Алва.
— Ушедшие оставили Кэртиане своё оружие, — кивнула женщина. — Королевский меч, например.
— И фамильный кинжал Окделлов? — быстро предположил Рокэ. — Жезл Повелителей Волн? Они тоже способны убивать?
— Да. И лук Астрапэ тоже. Хотя Лит создал ещё кое-что … Изначальных тварей.
— Изначальные твари предназначены пожирать раттонов? — поразился Рокэ.
Женщина пренебрежительно повела плечами.
— О да. Изначальные твари способны пожрать кого и что угодно. Это воплощённая ненасытная алчность земли. Но это слишком сильное средство, Рокэ. Иногда лекарство оказывается опаснее самой болезни. Меня охраняют от раттонов мои слуги. Вы, люди, называете их выходцами. Не бойся! — сказала она, заметив, что Рокэ чуть-чуть отстранился от неё. — Для тебя они совершенно безвредны. Они отпугнут раттонов и от тебя. Но помни: на Изломе важен только тот, кто способен заново свой начать род. Остальные, если и выживают, бесплодны.
— Я бесплоден, — коротко ответил Рокэ без всякого выражения.
— Нет.
Вздрогнув, Рокэ внимательнее всмотрелся в лицо странной женщины. Она спокойно улыбнулась.
— Помнишь ли ты то проклятие, которое обрушил на голову твоего предка-Ракана его обиженный брат по имени Ринальди? — спросила она.
Рокэ помедлил мгновение прежде чем ответить:
— Я читал несколько разных записей. Боюсь, точных слов Ринальди Ракана не знает никто, кроме, может быть, вас, эрэа.
Женщина негромко рассмеялась.
— Ты льстишь мне. Главное ты знаешь и сам: проклятие касается последнего потомка Эридани. Только последнего! На Изломе, когда остаётся лишь один Ракан, проклятие поражает его кровь. Твой род должен был оборваться на младенце Альбине, твоём предке, рождённом Беатрисой Борраска от Эридани. Но проклятие не коснулось его. Ты знаешь почему?
Алва задумчиво рассматривал женщину, словно отыскивал правильный ответ в её чертах. Затем он проговорил медленно, но уверенно:
— Возможно потому, что Беатриса Борраска родила не одного ребёнка, а двойню. Ведь у Альбина была сестра-близнец.
— Верно! — воскликнула его собеседница, одушевляясь. — Слабая женщина, которой Ушедшие не отвели никакой роли в мироздании! Но она спасла своего брата одним своим существованием. Ты видишь, Рокэ? Женщина способна избавить Кэртиану и род Раканов от опасности только потому, что она есть!
Рокэ отвесил ей глубокий поклон.
— Я всегда высоко ценил женщин, эрэа, — любезно проговорил он.
— Не смейся! — сурово одёрнула она его. — Другого твоего предка на Изломе тоже спасла сестра. Я спрятала её у себя в Лабиринте, чтобы какая-нибудь нелепая случайность не оборвала её жизнь. Благодаря мне твой род продолжился.
«В Лабиринте!» — быстро подумал Рокэ, слегка вздрогнув, когда его увлёкшаяся собеседница невзначай проговорилась. — «Отлично! Теперь я уверен».
— Бедняжка была счастлива в Лабиринте? — равнодушно осведомился он.
— Неважно… — сухо ответила женщина. — Впрочем… Почему бы и не рассказать. Она слишком боялась его, чтобы остаться душевно здоровой. Но телом она была крепка.
— Проще говоря, — резюмировал Рокэ с философским спокойствием, — бедняжка сошла с ума.
— Но род Раканов продолжился! — настойчиво повторила женщина. — Разве дело этого не стоило?.. Хотя можешь не тревожиться: впредь я так не поступала. К тому же у твоего предка Рамиро не было сестёр.
— К величайшему для них счастью. И как же вы ухитрились спасти Рамиро, эрэа?
Женщина испытующе взглянула на Рокэ, видимо подозревая, что про себя он иронизирует над ней. Однако она ответила, сухо и холодно:
— Я отдала ему в жёны свою дочь.
Пальцы Рокэ непроизвольно сжались в кулаки.
— Октавию? Она ваша дочь? — глухо спросил он.
— Да.
— И чем же ваша дочь могла спасти Рамиро от проклятия?
— Оно падает на последнего Ракана, — объяснила женщина. — Последний остаётся на Изломе. Это значит, Рокэ, что последний Ракан оказывается бесплодным, но не потому, что лишён мужской силы, а потому что проклятие поразило его кровь. Обычная женщина не смогла бы понести от про́клятого. Но моя дочь могла.