— Дети мои! Мы собрались здесь сегодня, чтобы сочетать браком Альдо Ракана и Меллитту Такози…
Венчание совершал сам Юнний. Сухонький и сгорбленный, как сморчок, перед алтарём он распрямился и будто бы даже вырос; его старчески-тонкий голос звучал твёрдо и уверенно: должно быть, уходящие в темноту высокие своды усиливали его. Алатские слуги – единственные свидетели бракосочетания – жались на скамье, подавленные присутствием сразу двух иерархов церкви.
— Брак есть святое таинство, — воодушевлённо вещал Юнний, — образ и подобие чудесного союза Создателя с Церковью. Женщина, вступающая в брак, подобна вере человеческой, сочетающейся с самим Творцом. Плод брака сего есть спасение мира, обретение надежды на будущее. Не последствия слепого сладострастия привели тебя сюда, женщина, но источник истинной любви, Творец Ожерелья миров…
Юнний произносил проповедь о природе и благодати брака. Она полагалась в начале церемонии и обычно имела вид наставления будущим супругам. Но дряхлого Эсперадора явно занесло в далёкие дебри. Он нёс какую-то чушь об особой роли жены, об ответственности матери за будущее мира и при этом обращался только к Мэллит, словно весь обряд совершался исключительно для неё одной. Гоганни внимала ему, широко распахнув золотистые глаза и почти не дыша.
Бред полумёртвого старика наверняка казался наивной девчонке откровением!
Альдо перестал прислушиваться и отвлёкся. Он рассеянно скользил взглядом по настенным росписям, размышляя и прикидывая план своих будущих действий. Подумать было о чём.
Спешка с венчанием с самого начала казалась ему неприличной. Но возражать не приходилось. Во-первых, он уже дал согласие, а во-вторых, церковь не спрашивает мнения мирян, когда дело касается её прерогатив. С другой стороны, Альдо быстро смекнул, в чём тут его выгода. Когда в будущем (скажем, года через два) ему понадобится расторгнуть брак, основания легко найдутся: обращение гоганни было проведено с нарушениями, а сам брак не получил одобрения принцессы Матильды. Разумеется, к ней отправили гонца, и разумеется, бабка всё одобрит, в этом нечего и сомневаться, но это произойдёт задним числом, а это главное.
«Трудность в том, — размышлял Альдо, пока Юнний нёс какой-то вздор о воспитании наследника Раканов, — что венчает сам Эсперадор. Поди докажи потом, что он не имел на это прав! Подобное пахнет ересью… Да и Левий, эта лиса, объявит себя свидетелем. Нет, положительно необходимо заручиться в курии своим человеком! И даже парочкой для верности. Почему я ни разу не подумал об этом, покуда сиднем сидел в Агарисе?».
Странная проповедь завершилась. Кардинал Левий, исполняя роль посаженного отца, вручил Альдо похолодевшую руку Мэллит, чтобы жених подвёл невесту к алтарю. Альдо занял своё место и вдруг замер, осенённый. Он же может обвинить Мэллит в том, что её обращение было мнимым! Она просто обманула святых отцов. Желая стать принцессой Ракан, она ввела Эсперадора и кардинала в заблуждение, а сама тем временем …
— Желаешь ли ты взять эту женщину себе в жёны? — перебил его мысли вопрос Юнния.
— Да, — механически ответил Альдо.
…А сама тем временем продолжала тайно исполнять еретические гоганские обряды!
Юнний повернулся к Мэллит.
Альдо от души поздравил себя с удачной и своевременной мыслью.
В самом деле: против впадения в ересь церкви нечего будет возразить. Правда, он пока ещё не знал, какие гоганские обряды он припишет Мэллит. Но это и неважно. Нужно всего лишь купить несколько кардинальских голосов в свою поддержку, и беспокоиться не о чем – святые отцы всё сделают за него.
— Протяните друг другу левые руки, — снова вторгся в его сознание высокий голос Юнния. Эсперадор поднял с алтаря вышитый золотом священный покров, сделанный из белого атласа.
Эсператисты венчались, соединяя левые руки; олларианцы – правые.
Альдо, пришедший в превосходное настроение от собственной сообразительности, на радостях улыбнулся Мэллит и тепло сжал её холодные пальчики в своих.
Но гоганни даже не взглянула на него. Её широко распахнутые глаза были устремлены на священный покров, которым Юнний в этот момент обёртывал их соединённые ладони. Если бы Альдо мог поверить в подобное, он сказал бы, что на лице гоганни отражался священный ужас.
«Неужели старый гриб так застращал её своими бреднями?».
Левий, передав Мэллит жениху, присоединился к отправлению службы. Открыв требник, он принялся шёпотом подсказывать слова брачного обета прямо Альдо на ухо.
Тот повторил с наигранной покорностью:
— Я, Альдо… Беру тебя, Мелитта… В законные жёны. Чтобы почитать и беречь тебя с этой минуты и до скончания дней моих, как велит наша святая церковь: в счастье и в несчастии, в богатстве и бедности, в болезни и в здравии, покуда смерть не разлучит нас… И в этом я даю тебе клятву.
Альдо полагал, что уж теперь-то Мэллит поднимет на него свои хорошенькие влюблённые глазки, и готов был ободряюще улыбнуться в ответ, но этого не произошло. Не отрывая взгляда от их соединённых рук, гоганни повторила брачную клятву слабым, еле слышным голосом.
Юнний простёр между ними свою сухонькую сморщенную длань и торжественно произнёс на древнегальтарском:
— Ego conjungo vos in matrimonium[1].
И снял священный покров с их рук.
Брак был совершён; оставалось только скрепить его последним символом.
Кардинал Левий поднял брачный браслет, до того лежавший на его требнике между открытых страниц. Он представлял собой тоненький золотой ободок, совсем простой, спешно купленный вчера в лавке у собственного ювелира Эсперадора.
Юнний обмакнул кропило в чашу и щедро оросил ободок святой водой.
— Благослови, Создатель, браслет сей, — произнёс он, очерчивая в воздухе знак эсперы, — который мы благословляем во имя твоё, дабы носящая его хранила супружескую верность, блюла твою волю и вечно жила в мире и взаимной любви. Именем Создателя!
— Мератон, — эхом отозвался кардинал Левий.
Юнний вручил браслет Альдо, который осторожно надел его на запястье Мэллит, холодное и словно безжизненное.
— Этим браслетом я с тобой обручаюсь, — послушно повторил он вслед за суфлирующим Левием, — его приношу тебе в дар; телом своим я тебе вверяюсь и всем, что имею в этом мире, я тебя наделяю.
Мэллит наконец-то подняла на него глаза. Но в них не было ни влюблённой радости, ни восторженной благодарности, на которую Альдо, честно говоря, мог бы по праву рассчитывать. Она смотрела серьёзно и строго, словно узнала что-то, чего не дано было узнать ему.
«Леворукий и его кошки! — мысленно выругался Альдо. — Могла бы и поблагодарить, в конце концов. Да и кому тут печалиться – ей или мне?!».
Дочь Жаймиоля, гоганского трактирщика, прославившегося на весь Агарис своими жареными курами, только что стала его, принца Ракана, законной женой!
Леворукий побери!
«По крайней мере, — зло подумал Альдо, стоя под целым водопадом святой воды, которой окатил его Эсперадор, — за это я вытребую у старого гриба жезл моих предков».
По знаку Левия присутствующие принялись хором читать «Создателю всего сущего». Альдо с неудовольствием заметил, что его молодая жена помнит слова гораздо твёрже, чем он. Затем последовал целый каскад молитв и благословений, которыми церковь считала нужным сопровождать таинство венчания.
— Останься в церкви, чадо, — обронил Юнний, когда служба была завершена, и алатские слуги робко подошли к господам с поздравлениями. — У Святого престола есть новости для тебя.
«Отлично! Жезл мой, — удовлетворённо решил Альдо. Он спешно отпустил алатцев, велев им сопровождать Мэллит. Певчие, уходя, погасили огни, оставив только семисвечник на алтаре. Все разошлись, кроме престарелого Эсперадора и кардинала Левия, который, убрав требник и богослужебные чаши, остался стоять у входа в ризницу.
Эсперадор знаком поманил Альдо подойти туда же. Втроём, в сумерках опустевшей церкви, они напоминали заговорщиков, задумавших совершить преступление.
Разговор начал Эсперадор.
— Мой досточтимый брат Левий получил известия из Олларии, — прошелестел он негромко: куда только девался его звучный голос, которым он совершал венчание! — Сведения эти частного характера. Да, частного… Но в знак нашей благосклонности я попросил его высокопреосвященство поделиться ими с тобою, чадо.