Наследника-гогана.
Альдо замер, как мародёр, застигнутый на месте преступления. Мысли в его голове завертелись, как волны в водовороте. Гоган! Едома одурачил младший брат, а его, Альдо, обобрал гоган. Младенец, который ещё не родился. Мэллит сказала, что именно он станет новым Повелителем, когда появится на свет.
А если он не появится? Тогда у волн не останется иного Повелителя, кроме него, Альдо!
Альдо посмотрел на Мэллит через плечо. Она опять замерла у окна, как зачарованный кролик перед удавом. Невысокая и худенькая, она была хрупкой, как тонкое стекло.
Такой легко умереть. Её способна убить любая мелочь. Если она простынет, если заболеет, если упадёт, не удержавшись на лестнице или скользком полу…
И младенец-гоган не родится.
Набалдашник у жезла Повелителя Волн должен быть достаточно тяжёлым.
Альдо украдкой прикоснулся к крышке кипарисового ларца. Если сейчас он снова достанет жезл, Мэллит ничего не заметит: она целиком поглощена своими химерами. Ему хватит всего одного точного удара в висок. Бедная девочка умрёт легко и безболезненно, даже не успев понять, что произошло. А слугам он скажет, что она оступилась во время сборов и ударилась головой о край сундука. Кто подвергнет сомнению его слова? Свидетелей нет, как, впрочем, нет и судей.
И младенец-гоган умрёт вместе с ней.
Его сын. Его неродившийся сын.
Единственный сын.
Альдо обожгло как раскалённым железом. С пронзительностью, с которой иногда ощущается будущее, он понял, что у него больше никогда не будет другого.
Неужели он готов убить собственного сына?..
Альдо сжал пальцами пылающий лоб, потрясённый своими мыслями. Неужели он так боится смерти, что готов уничтожить младенца в утробе матери?
Твари закатные!
Разве он не дворянин?! Разве не привык он с малых лет к опасности? Разве не умеет смотреть прямо в лицо смерти, как положено мужчине? Неужели он всего лишь трус, жалкий трус, малодушный мерзавец, готовый жертвовать чем угодно ради собственной безопасности?
Какая дрянная мыслишка!
Матильда сказала бы, что он рехнулся.
Робер отшатнулся бы от него с отвращением.
А отец – разве перекладывал он свои грехи на других? А ведь в день смерти он был молод, и ещё моложе была мать. Но они сами ответили за свои ошибки.
Он должен платить по своим счетам сам.
Нет, положительно: он слишком долго просидел изгнанником в этом подлом городе! Обожаемый внук, сюзерен для кучки трусливых ничтожеств! Последний Ракан в роду. Но теперь всё изменилось. Пора стать не последним, а первым, и не Раканом, а родоначальником новых Повелителей Волн!
Альдо снял руку с ларца. Он не сбежит от судьбы, как перепуганная крыса, огрызаясь на ходу. Он поступит как мужчина и Повелитель. О его слабости не узнает никто. Он пожал плечами: у всех бывают плохие минуты.
Волны не простят его, если он дополнит продажу первородства убийством. Пусть Мэллит родит нового Повелителя.
Тем временем гоганни отошла от окна и, двигаясь как во сне, направилась к двери. Альдо успел перехватить её на полпути.
— Мэллит? Ты куда собралась?
— Там мой отец, — ответила она без всякого выражения. — Он зовёт меня.
Её взгляд был таким застывшим, а голос звучал так безжизненно, что Альдо охватило дурное предчувствие. Он схватил жену за плечи и, развернув лицом к себе, ощутимо встряхнул.
— Посмотри на меня! — велел он. — Я говорю тебе, что во дворе никого нет!
— Там мой отец, — повторяла Мэллит монотонно. — Недостойная должна выйти. Недостойная нужна ему.
— Ты нужна нашему сыну! — резко возразил Альдо, встряхивая её снова. — Нашему живому сыну, а не своему мёртвому отцу! А не должна ты быть недостойной матерью!
Взяв ладонь Мэллит, он крепко приложил её к животу гоганни.
— Вот наш сын! — сказал он. — Слышишь? Не смей забывать о нём!
Во взгляде Мэллит мелькнуло что-то осмысленное. Она ласково провела ладонью по животу, и лицо её слегка прояснилось. Она походила на человека, пробуждающегося от какого-то липкого сна. Альдо решил воспользоваться этим.
— Я запрещаю тебе выходить во двор, — приказал он. — Всё, что ты делаешь, отныне ты должна делать только ради нашего сына. Слышишь? И я тоже, — добавил он секунду спустя.
— Да, — ответила Мэллит.
Она глубоко вздохнула, словно освобождаясь от морока.
— Не гляди больше в окно, — предупредил её Альдо. — И помни: твоей семьи давно нет в живых. Всё, что у тебя есть, сейчас в тебе самой. Если ты хоть на мгновение забудешь об этом, ты погубишь нашего сына. А ты должна произвести его на свет, иначе некому будет повелевать волнами!
— Альдо… Я запомню, — прошептала Мэллит. — Я сделаю всё, как ты говоришь.
Альдо с облегчением выдохнул: ему удалось достучаться до её сознания.
— Начинай собираться, — произнёс он. — Ты уезжаешь завтра.
Мэллит испуганно посмотрела на него.
— Я хочу сказать: вы уезжаете, — поправился Альдо. — Ты и наш сын. Я распоряжусь, чтобы слуги немедленно начали сборы. Завтра с рассветом вы отправитесь в Сакаци. Это лучшее место для родов. Матильда сумеет позаботиться и о малыше, когда придёт срок ему родиться, и о тебе.
— А ты? — потрясённо спросила Мэллит одними губами.
— А я останусь здесь, — просто ответил Альдо. — Ты ведь знаешь сама и сказала мне вчера: другого выхода нет.
Мэллит поняла его мгновенно. Глаза её расширились, став неправдоподобно огромными на нежном личике, а нижняя губа едва заметно задрожала.
«Она же останется совсем одна! — подумал Альдо. — Мне придётся покинуть её».
И острая жалость полоснула его по сердцу.
— Бедная моя пчёлка, — проговорил он ласково, погладив её по руке, — бедная моя пчёлка!
Мэллит кинулась ему на шею. Он зарылся лицом в её волосы, такие солнечные в этот беспросветно-серый день, и несколько минут простоял так. Затем разжал руки и отстранился.
— Послушай внимательно, пчёлка, — сказал он мягко. — Когда я был совсем ребёнком, мой отец утонул – здесь, в агарисском заливе. Я не знаю, почему это случилось. Наверно, мать могла бы рассказать мне об этом, но она погибла вместе с ним. Если б она выжила, она предупредила бы меня. Тогда я не совершил бы стольких ошибок, сколько наделал. Но я не хочу, чтобы наш сын повторил мою судьбу. Для этого ты должна выжить, Мелитта. Когда наш сын вырастет, расскажи ему обо всём.
Мэллит судорожно кивнула. По её щекам катились крупные слёзы.
— А сейчас я помогу тебе собраться, — продолжал Альдо с деланной беспечностью. — Слугам я скажу, что поеду вперёд разведать дорогу – налегке, ещё с вечера. Потом говори им всё, что захочешь. Но Матильде, как доберётесь до Сакаци, сразу расскажи правду. Ей будет тяжело принять это, но она сильная женщина. Она вынесет. А этот жезл, — Альдо указал на кипарисовый ларец, — я доверяю тебе. Я велю слугам приторочить его к твоему седлу. Когда придёт время, отдай его нашему сыну. Это всё, что я могу оставить ему в наследство, но зато оно полностью его.
Мэллит склонила голову, соглашаясь.
— Какое имя ему дать? — тихо спросила она.
Альдо задумался. Почему-то этот вопрос ни разу не возникал в его мозгу за все эти месяцы. Вероятно, он просто не осознавал до конца, что дал жизнь новому человеку.
— Назови его Альдо, — весело попросил он.
Сборы продолжались до позднего вечера. Альдо тянул время, как мог. Ему до дрожи не хотелось окунаться в сырую промозглую темень, обволакивающую агонизирующий Агарис как траур. Дождь всё лил и лил, барабаня в запертые ставни, как припозднившийся гость.
Наконец, Альдо решился. Было уже около полуночи, когда он покинул гостиницу, ещё раз повторив свои распоряжения на завтра. Выехав за ворота, он ещё с час блуждал, отыскивая в ночном мраке монастырь Ордена Славы: здешние монахи ещё продолжали хоть как-то обходить город и помогать нуждающимся.
Найдя нужную дверь, он дёрнул за верёвку колокола и долго трезвонил в него.
— Я хочу пожертвовать Ордену этого коня для вывоза больных и раненых! — сообщил он появившемуся привратнику.