— Да. — Мэри сделала глубокий вдох. — Видела.
Когда снова повисло молчание, Мэри посмотрела в зеркало заднего вида.
— Это напомнило тебе о твоей мамэн?
Девочка просто кивнула.
Мэри ждала. И ждала.
— Ты скучаешь по ней?
И тогда все произошло. Битти начала плакать, рыдания сотрясли ее хрупкое тело. И Мэри остановилась. Не могла иначе.
Слава Богу, они были в благополучной части города, в квартале, где было много кондитерских, канцелярских и зоомагазинов. И, значит, много свободного места для параллельной парковки.
Поставив ГТО на «нейтрал» и дернув ручник, Мэри повернулась всем телом.
Протянув руку, она попыталась прикоснуться к Битти, но девочка отпрянула.
— О, милая… я знаю, ты скучаешь по ней…
Малышка повернулась, слезу катились по ее лицу.
— Нет! Не скучаю я по ней! Но как я могу не скучать по ней?!
Битти накрыла лицо руками и зарыдала, и Мэри оставила ее, хотя у нее разрывалось сердце. И да, спустя мучительное ожидание, девочка заговорила.
— У меня не было всего этого! То, что было у человеческой мамэн и ее дочки! У меня не было… споров и смеха… я не ходила с семьей на ужин, папа не подвозил меня на своей машине! — Хлюпнув носом, она вытерла щеки тыльной стороной запястья, и Мэри залезла в свою сумку, доставая пачку Клинексов. Битти взяла упаковку и, казалось, тут же забыла об этом. — Моя мама была напугана… ей было больно, она искала, где спрятаться! А потом она забеременела, заболела… и она умерла.! А я по ней не скучаю!
Мэри заглушила двигатель, открыла дверь и залезла на заднее сиденье. Она не забыла запереть машину изнутри, и когда она устроилась рядом с девочкой, тусклый свет помог ей увидеть боль и ужас на лице Битти.
— Разве я могу не скучать по ней? — Девочка тряслась. — Я люблю ее… я должна скучать по ней.
Мэри потянулась к ней, и с облегчением притянула Битти к себе, обнимая. Погладив ее волосы, она шептала что-то утешительное, пока Битти плакала.
Было невозможно не разреветься самой.
И, было сложно не шептать банальности вроде «все будет хорошо», «все наладится», потому что она хотела сделать что-нибудь, что угодно, чтобы облегчить ее страдания. Но правда в том, что детство Битти прошло в травмирующих условиях, и как правило, во взрослой жизни люди очень долго не могут оправиться от этого, если вообще никогда.
— Я рядом, — она могла сказать только это. Снова и снова.
Казалось, прошли годы, прежде чем Битти содрогаясь, глубоко вздохнула и отодвинулась от нее. А потом, когда она затеребила упаковку с салфетками, Мэри забрала у нее пачку, открыла ее и достал платочек. И еще один.
Когда Битти высморкалась и откинулась на сиденье, Мэри отстегнула ремень безопасности, чтоб малышка почувствовала себя свободней.
— Я не так хорошо знала твою маму, — начала Мэри. — Но я уверена, что если бы у нее была возможность разделить с тобой эти мгновения нормальных отношений и любви, она бы сделала это, не задумываясь. От жестокости не скрыться, если не покинуть дом, а порой, когда уйти невозможно, жестокость окрашивает все. Может, ты не скучаешь по тем страданиям, что вы вдвоем пережили? Что ты не скучаешь по страху и боли?
Битти хлюпнула носом.
— Я плохая дочь? Я… плохая?
— Нет. Боже, нет. Вовсе нет.
— Я любила ее. Сильно.
— Ну конечно. Уверена, если ты задумаешься, то поймешь, что до сих пор ее любишь.
— Во время ее болезни мне было так страшно. — Битти затеребила платки. — Я не знала, что с ней будет, и постоянно боялась за себя. Это плохо?
— Нет. Это нормально. Это называется «выживание». — Мэри заправила прядь волос за ухо Битти. — Когда ты молода, и не можешь позаботиться о себе, то постоянно беспокоишься об этом. Черт, даже когда ты взрослеешь и можешь постоять за себя, ты по-прежнему беспокоишься об этом.
Битти приняла еще один платок, положила на колени и расправила его.
— Когда умерла моя мама, я очень злилась на нее, — сказала Мэри.
Девочка удивленно посмотрела на нее.
— Правда?
— Да. Я была очень зла. В смысле, я страдала, и я была рядом с ней долгие годы, пока она медленно умирала. Она не желала всего этого. Не просила болезни. Но я возмущалась, что моим друзьям не приходилось ухаживать за своими родителями. Что мои друзья могли гулять, пить и веселиться, хорошо проводить время… быть молодыми и независимыми, не тяготились ни чем. А я тем временем думала только об уборке дома, покупке продуктов, готовке… а потом, когда болезнь начала прогрессировать, я мыла ее, купала, подменяла медсестру, когда та не могла приехать из-за плохой погоды. А потом мама умерла. — Сделав глубокий вдох, Мэри покачала головой. — Когда они забрали ее тело, я могла думать лишь об одном — отлично, сейчас я должна организовать похороны, разбираться с банковскими счетами и завещанием, выстирать ее одежду. И тогда я сдалась. Я сломалась и разрыдалась, потому что чувствовала себя худшей дочерью в мире за всю его историю.