Он остановился у линии штрафного броска. Баскетбольного мяча в руках не было, не было и кольца и выстроивших товарищей по команде и соперников. Но было чувство срочной необходимости.
Он уставился туда, где должно было висеть кольцо, если бы огромное кольцо со стеклянным табло опустили с потолка.
— Мэри, я хочу, чтобы ты пообещала мне кое-что.
— Что угодно.
Посмотрев на нее, он понял, что не может говорить, и пришлось прокашляться.
— Если мы… если ты, я и Битти в итоге создадим семью? Если мы удочерим ее, пообещай… — В груди начало жечь. — Если я умру, ты останешься с ней. Ты не оставишь ее одну, хорошо? Если я умру, ты останешься. Я не могу допустить, чтобы малышка потеряла еще одну семью. Этому не бывать.
Мэри накрыла рот рукой, закрывая глаза, опуская голову.
— Я буду ждать тебя, — сказал он хрипло. — Если я умру, я буду ждать тебя в Забвении, как и все остальные. Черт, я буду наблюдать за вами с облака. Я буду вашим ангелом-хранителем. Но ты… ты должна остаться с ней.
В конце концов, Битти проживет дольше него. На это всегда надеешься, за это всегда молишься. Дети становились наследниками своих родителей, занимали их места, шли дорогой будущего, продолжая традиции и передавая опыт.
В этом было бессмертие для всех смертных.
И это было справедливо, не важно, стал ли ты кровным родителем для своего ребенка или принял в свою семью.
— Мэри, ты останешься здесь.
***
Начав осознавать полный смысл его просьбы, Мэри ощутила, как сердце гулко забилось в груди, а по телу высыпал холодный пот.
Хотя она уже призналась, что пыталась сохранить ему жизнь по той же самой причине, но слышать сейчас это из его уст? Пусть от самой темы ей становилось тошно, Мэри мысленно вернулась к мгновению, когда думала, что потеряет его… хотя в том время она знала, что последует за ним в Забвение.
Он словно снова лежал на земле, судорожно пытаясь сделать вдох, истекая кровью из раны в груди, его душа ускользала от него, хотя тело оставалось с ней.
Потом она подумала о Битти, сидевшей на заднем сидении «ГТО», плачущей, потерянной, одинокой.
— Да, — сказала Мэри хрипло. — Я останусь. Ради нее. Сколько будет жить она, столько и я.
Рейдж медленно выдохнул, расслабляясь.
— Хорошо. Это…
Они встретились на полпути, и когда они обнялись, Мэри опустила голову на его массивную грудь, слыша его сердцебиение. Смотря в другой конец тускло освещенного зала, она ненавидела принятое решение, эту клятву… и в то же время, она была признательна.
— Она не должна знать, — выпалила Мэри, отстраняясь от него и поднимая взгляд. — Битти не должна узнать обо мне… по крайней мере, пока она не определится. Я не хочу, чтобы боязнь снова остаться одной как-то повлияла на ее решение. Если она захочет жить с нами, то потому, что сама сделает такой выбор. Смерти, которые она пережила, могут быть частью ее жизни, но они не должны преследовать ее на пути.
— Согласен.
Мэри снова подошла к нему вплотную.
— Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю.
Они еще очень долго стояли в спортзале. А потом Рейдж изменил их позу, одну руку в вместе с рукой Мэри направив в сторону, а другую положив на ее талию.
— Потанцуешь со мной? — спросил он.
Она рассмеялась.
— Под какую музыку?
— Любую. Без музыки. Не важно. Просто потанцуй со мной в темноте.
Непонятно почему, но ее глаза защипало от слез, когда они начали двигаться под единственный звуковой аккомпанемент — шорох одежды и шарканье ног по гладкому полу. Вскоре они подобрали нужный ритм, и потом Рейдж повел ее в вальсе, старомодном, классическом вальсе, и танцевал он намного лучше нее.
Скользя по пустому пространству спортзала, она поняла, что симфония заиграла в ее мыслях, струнные и флейты, ударные и трубы придавали их танцу значимость и величие.
Они все кружили, пока с ее глаз не полились слезы, а на губах заиграла улыбка.
Мэри понимала, что он делал. Знала, почему именно он попросил об этом.
Рейдж напоминал ей, что будущее было неизвестным и непредсказуемым.
Поэтому если им дадут шанс… даже если не будет музыки, смокинга и бального платья, пышного торжества… когда любимый человек просит тебя потанцевать с ним?
Было крайне важно сказать своё «да».
Глава 63
Вишес стоял снаружи спортзала и смотрел в окошко с проволочной сеткой в одной из стальных дверей.