С берега спускался пологий съезд из трёхсаженных брёвен, низом своим погруженный в воду, к которому причаливал плот. Он сейчас качался на волне. Паромщик ждал, когда наберутся пассажиры. Малисон спешился, свёл Муху. Лошадка скользила по мокрым брёвнам, пофыркивала, но благополучно сошла, плот вяло качнулся. Купец погладил её по морде, прошептал успокоительные слова. Муха не часто ездила за реку. Но сегодня был особенный день, когда заявиться пешком с сумкой за плечами не пошло бы на пользу делу.
Народу прибавилось. С рынка шли на паром всем скопом. Впереди, обернув в дерюгу две косы-литовки и держа в другой руке косу-горбатку за косовище, шёл староста Иван Серый, а за ним односельчане, внимая к речам большака.
«Какой день удачный, всё одно к одному», — восхитился Малисон. Можно было скоротать время на плоту и посудачить об убиенной девице, заодно, разузнав, что велел Клаус Хайнц.
— С прибытком, почтенные, — приветствовал мужиков купец.
Те ответствовали ему, а Иван Серый поинтересовался:
— Ты никак на нашу сторону лыжи навострил, Егор Васильев сын?
Паромщик оттолкнулся от пристани багром, и налёг на правило. Ворочая кормовым веслом вправо-влево с большим умением, он запустил плот по косой к течению.
— Да-а, — врастяжку сказал Малисон. — Вот, хочу узнать, у вас там без опаски ездить можно?
— Бери саблю, бери самопал, — немедля принялись советовать мужики, а староста только вздохнул снисходительно.
Принимать шутки насчёт безопасного проезда через село хотя бы всего гарнизона ниеншанского православным придётся ещё долго.
— Слышно что-нибудь про девку-то? — как бы невзначай осведомился Малисон.
Иван Серый знал, что купец — большой охотник почесать языком, и спрашивает не для дела, а чтобы пересказать новые слухи в городе, а потому охотно поделился:
— Тать какой-то, я думаю. Наверное, бродяга. Шёл-шёл по лесу, видит, девчонка навстречу, он достал ножик вострый и порешил.
— А что её на вашу сторону понесло? К кому она ходила?
— Да леший её разберёт, — староста перекрестился. — Она здесь и не бывала раньше. Может, в усадьбу ходила по какой надобности, а, может, и нет.
— Кто её перевозил-то?
— Кто перевозил, тот не скажет, потому как боится, — рассудительно сказал Иван Серый. — Если признаешься, первый на дыбу отправишься показания давать. Кому охота?
«Так оно всегда, — подумал Малисон. — Не лишено оснований, впрочем».
Мужики наперебой принялись высказывать свои ценные соображения:
— Илья-пророк чертей пугал, ну, и сбросил одного на нашу сторону, а чёрту встретился человек прохожий, нечистый его и соблазнил.
Малисон видел, что деревенские зубоскалят над городским, и не замедлил выдать ответку:
— Так вы теперь в ночи вовсе из дома носа не высовываете даже по большой нужде или же, думаете, до холодов только, а к зиме черти в пекло вернутся?
Обмениваясь колкостями, незаметно преодолели Неву. Умело загребая, паромщик вывел плот выше пристани, преодолел стремнину, сбавил ход, позволяя сносить к причалу, и, подгребая, вывел к спасскому съезду. Махина легко ткнулась в брёвна. Паромщик подтянул багром, закинул канат на толстый кнехт, зачалил. Бабы повалили на берег.
Малисон свёл лошадку последним. Староста подождал его, зашагали рядом.
— Поспрашивай своих всё же, — благодушно предложил купец. — Девку кто-то перевозил. Сам лодочник не при делах останется, но нужно знать, к кому она ехала.
— Если птичка какая напоёт, я тебе сразу скажу, — пообещал Иван Серый, и стало ясно, что от него ничего не добьёшся.
Малисон взобрался в седло. Муха зашагала, мотая головой. Село тянулось вдоль тракта на Нарву, заворачивая вместе с ним на юг, влево. Проехал через Спасское, в лесу на перекрёстке свернул направо. Дорога была пустынна. Купец громко гукнул, пугнул сову, сидевшую под кустом с разинутым клювом. Сова отскочила боком, подпрыгнула, устало замахала крыльями, бесшумно ушла в чащу. Малисон подумал, что пистоль надо было бы взять. А ну как лихой человек из-за деревьев выйдет, а у него самострел какой? Так и ехал, пугая сам себя и пугаясь всякого шороха, но, к счастью, боялся недолго.
Впереди завиднелся просвет. Здесь начинались земли Стена фон Стенхаузена. За межевой канавой лес был вырублен, потянулись возделанные поля — лён, рожь, овёс. Далее у реки темнела деревенька Конду. Там была переправа, возле которой стояла изба паромщика. Нева здесь разливалась на полверсты, но паром был поменьше, чем в Ниене, ибо скотину переправляли нечасто. Для большинства пассажиров у паромщика была приготовлена вместительная лодка, а то и вовсе обходились челном, если надо было быстро перевезти пару-тройку человек.