Клаус Хайнц для этого их и принёс.
Пока готовились, песок весь высыпался в нижнюю часть из верхней, в которой его было немного, и часы стали готовы к использованию.
Горбун не отрывал от них глаз.
Руп сознавал своё место в подлунном мире. Он не был бюргером. Он был безземельным крестьянином родом с ближнего хутора. Он был сиротой. У него ничего не было за душой. При доме милосердия Руп работал за еду и платье, да три марки в год. Он был финном. Он ничего не давал городу и в любой миг по воле доктора мог быть изгнан на мороз. Прав у него было чуть меньше, чем у собаки, и чуть больше, чем у бродяги. Власти могли сделать с ним что угодно, если найдут на то веское основание.
Зажгли лампы со слюдяными оконцами. Клаус не стал закрывать закопчённую дверку, чтобы больше света от свечки падало на бумагу. Раскупорил переносную чернильницу и сделал формальную запись на опросном листе. Всё происходило в глубоком молчании. Грозном, тревожном. Слышен был мерный бой барабана, под который мушкетёры на плацу выполняли приёмы перестроения.
С запозданием и позёвывая, вошёл гарнизонный врач, обязанный присутствовать при совершении пытки.
— Начнём, — сказал юстиц-бургомистр.
Горбун вздрогнул.
— Герр Сёдерблум, приведите допрашиваемого к присяге.
Королевский фогт достал из сумки Евангелие, подошёл к задержанному, напомнил слова клятвы и разъяснил, какую ответственность налагает клятва говорить правду и в чём будет заключаться кара в случае нарушения.
Юстиц-бургомистр дождался, когда фогт вернётся на скамью, и приступил к допросу:
— Назови своё имя.
— Руп.
— Назови полностью, — потребовал Карл-Фридер Грюббе.
— Руп, — ни фамилии, ни прозвища бобыль не получил, потому что был без надобности людям.
— Каково твоё вероисповедание? — спросил бургомистр и, не дождавшись ответа, уточнил: — Какого ты прихода?
Горбун угрюмо молчал.
— В какой храм ходишь?
— Сюда, — Руп мотнул подбородком.
— К преподобному Фаттабуру?
— К нему самому, — обрадовался горбун, когда нашёл, на что способен дать ответ.
— Скажи, Руп, знал ли ты отца Паисия, настоятеля православной церкви из села Спасское?
— Все его знают, — уклончиво ответил горбун.
— Была ли вражда у тебя с отцом Паисием или ты по каким-либо причинам испытывал неприязнь к нему?
— Нет. Я с ним не разговаривал даже, только видел, когда он приходил исповедовать умирающих.
— Тогда почему же ты напал на него сегодня ночью? — резко спросил Грюббе. — И зарезал ножом?
Руп вжал голову в плечи, отчего уродство его стало ещё больше, и сверкнул глазами. Он не нашёл членораздельного ответа и глухо зарычал.
— Поднимись и сними одежду, дабы мы могли осмотреть твоё тело на предмет повреждений.
И поскольку горбун не подчинился, бургомистр юстиции посмотрел на палача, и тот принялся за дело.
Гарнизонный палач Урпо был необычного для уроженца Кякисалми вида, должно быть, происходил из переселенцев. Высокий, черноволосый, с круглым лицом, острым прямым носом и прозрачными глазами бездушного мучителя, он более напоминал морского разбойника с островов, откуда и бежали его предки.
При его приближении горбун вжался в угол, как затравленная крыса, но не обладал её решимостью драться за свою жизнь, и даже не зашипел.
— Встать! — приказ по-фински прозвучал холоднее зимнего ветра.
Не отрывая глаз от палача, горбун опёрся кулаками об пол, переместился на колени и поднялся, как деревянный.
Урпо снял с пояса ключи, раскрыл замок и освободил горбуна от цепи.
— Снимай одежду!
Руп неловко разулся, содрал рубаху. Палач оглянулся на дознавателей. Грюббе кивком велел ему продолжать.
— Раздевайся полностью!
Когда горбун обнажил срам, фогт Сёдерблум закрыл глаза и перекрестился. Без одежды Руп утратил большинство признаков человеческого.
С длинными руками до колен толстых и кривых ног, с выпяченным полутораведёрным пузом и мясистым горбом, покрытыми редким курчавым волосом, бобыль выглядел подлинным выходцем из подземного царства, где должен был выплавлять железо из разнюханных рудных жил.
Впечатлённые нюрнбержцы Хайнц и Грюббе переглянулись.
«Породит же земля чуждых», — как бы сказали они друг другу.
— Повязку тоже сними, — приказал бургомистр.
И когда подозреваемый оказался разоблачён полностью, тройка дознавателей — бургомистр юстиции, королевский фогт и гарнизонный врач — приблизились к нему, чтобы произвести осмотр.
— Резаная рана на левой кисти, — Грюббе светил фонарём, изучая повреждение. — Как давно, герр доктор?