«За ней кавалерия, и жена начальника ингерманландских почт нам это показывает, — подумал Хайнц. — Зачем ей это? Чего она боится? Она знает, что ей есть что скрывать от городских властей или от королевского фогта? Она боится, что мы будем задавать неудобные вопросы, и для отпугивания пригласила своих драгун? Даже если мы обратимся к подполковнику Киннемонду, офицеры в крепости могут договориться. За фру Стен фон Стенхаузен встанет армия, а городу окажется нечего противопоставить ей. Мы разве что можем петицию королеве отправить. А когда письмо дойдёт и как будет воспринято в риксканцелярии? Только бургомистра Пипера можно в риксдаг отослать, чтобы он лично отстаивал наши интересы. Но это затянет выдачу преступника на годы».
И тут Клаус Хайнц осознал, что подозревает её, как только что подозревал Малисона, Тронстейна, да и Рёмунду Клодину — неизвестно в чём.
В любом случае, решил он, все сомнительные личности достойны пристального внимания, если на них пала тень сомнения дознавателя.
После обеда разговоры пошли о жизни стокгольмского света, которым охотно предалась Анна Елизавета и со всем усердием и пылом поддерживал в меру своих скудных познаний Пер Сёдерблум более для того, чтобы развлечь помещицу и угодить ей. Даже Рёмунда Клодина оживилась и принялась вставлять реплики, подтрунивая над мамой и поддерживая фогта. Кавалеристы развесили уши.
Потом заговорили о погоде.
— Небесное светило начинает обходить стороною наш прелестный край, — учтиво отмечал Пер Сёдерблум. — Божественное утро — уже сумерки.
— Скоро будут прекрасные зимние дни, когда ночь, — выросшую в столице Анну Елизавету было не удивить.
— И дождь. Зимой дождь, — продолжал настаивать фогт.
— И шквальный ветер с залива. Как в Стокгольме, — с ноткой ностальгии молвила генеральша.
— Хуже только в Гельсингфорсе, — поделился личными впечатлениями от разъездов по провинциям Сёдерблум.
Клаус Хайнц основательно заскучал, уставился на управляющего. Он поймал его взгляд.
— В Ниен завезли превосходный английский табак из колоний Нового Света. Позвольте угостить вас, герр Тронстейн?
— С вашего разрешения, — повернулся всем телом к хозяйке управляющий. — Мы оставим вас ненадолго.
— Возвращайтесь обязательно, а мы пока поболтаем, — отмахнулась с радостью генеральша. — Благодарю, господа.
Вслед за ними встали оба отпущенных из-за стола драгуны. Учтивый фогт Сёдерблум угрозы не представлял и в конвое не нуждался.
Они спустились с крыльца. Клаус Хайнц приложил к перилам трость и достал кисет. Набили трубки. Один из солдат высек огонь, а другой изящно раздул трут и поднёс по очереди гостю и управляющему. Раскурившись, драгуны откланялись и отошли к своему флигелю. Там они встали вполоборота, делая вид, что незваный нотариус их совсем не интересует, готовые придти по первому зову Тронстейна. После тёплого дома пронзительный ветер с Невы чувствовался особенно сильно. Хайнц набрал полную грудь табачного дыма и не спеша выпустил.
— Мы крайне далеки от того, чтобы беспокоить фру Стен фон Стенхаузен расспросами о деле, к которому она не имеет никакого отношения, — начал он.
«Надеюсь, фогт сейчас времени не теряет, пока Анна Елизавета разлучена с управляющим, и они не могут подсказывать друг другу», — подумал он.
— Но вам и вашему сыну, который работал с погибшим, я хочу задать несколько вопросов.
Тронстейн молча кивнул. Правый уголок рта тронула вежливая улыбка, больше похожая на кривую усмешку.
«А левой стороной он не может двигать из-за шрама», — понял Хайнц. Выглядело однако же так, будто Тронстейн над ним издевается.
— Я должен узнать детали произошедшего, чтобы магистрат отчитался перед генерал-губернатором относительно необычного происшествия с крестом и ремонтом его.
Об убийстве отца Паисия он упоминать не стал, ибо не усматривал связи между ним и гибелью Веролайнена.
Тронстейн слегка пожал плечами. Вынул трубку изо рта.
— Ничего необычного, — отпустил он, но затем пришёл к выводу, что для помощника королевского фогта, чьи обязанности сейчас выполнял Клаус Хайнц, будет недостаточно столь краткого суждения, и продолжил более содержательно: — Плотник поскользнулся. Ингмар даже не заметил. Не успел придти на помощь. Ужасная беда, которая нередко случается с работающими на высоте. Единственной опорой вдовы остался её старший сын, пока не подрастут другие дети.
«Сын плотника», — напомнил себе Клаус Хайнц.
— И всё же я хочу выслушать непосредственного участника, потому что закон обязывает меня получить свидетельские показания из первых уст, пусть даже свидетель не будет под присягой.