Только Слава долго о дверях этих не думал и по сторонам особенно не глядел. А думал он совсем о другом: «Вот я здесь, в Берлине, где кончилась война. Ух и бои же тут были! На этих самых улицах, по которым я сейчас проехал, и на этом самом месте, где я сейчас стою, наверно, рвались снаряды и бомбы. И, наверно, на месте гладкого асфальта все было изрыто и покорежено».
Думая так, он на какое-то время забыл о том, что привело его в Берлин, почему ему так хотелось приехать в этот город… Кончились Славины мысли о войне, и на смену им пришли мысли о Мишке. Слава подумал о том, что, может быть, за два квартала или за квартал отсюда его Мишка спит, положив голову на лапу. Может быть, к нему всего три минуты ходу. Когда он об этом думал, ему казалось, что сердце билось быстрее. Так оно, наверно, и было на самом деле.
Слава сидел в комнате, куда снесли все чемоданы туристов, и смотрел по сторонам: на разноцветные стены и потолок, на кресла, такие, как будто это и не кресло совсем, а цветок - огромный цветок, на стол из пластмассы - весь какой-то блестящий и как бы игрушечный. Да, он смотрел на все это непривычное, а виделся ему Мишка - и в кресле, и на стенке, и у стола. Мишенька! Как же ему хотелось выбежать сейчас, сию минуту, на улицу и первого же прохожего спросить: «Во ист тиргартен?»
Слава знал эти слова по-немецки: «Где зоопарк?» Он их еще дорогой повторял. И теперь вот шептал про себя. И все-все себе дальше представил. Как, значит, прохожий берет его за руку, ведет через улицу и говорит: «Вот он здесь - зоопарк!»
Говорит он, конечно, по-немецки, но Слава все-все понимает. И он входит в этот самый зоопарк и сразу же находит Мишку. И кричит ему:
«Мишенька!»
А тот не слышит. И Слава опять кричит. И потом обнимает его - теплого, пушистого, пахучего. Такого, каким он был, когда его после ванны обтирали мохнатым полотенцем.
Но, как известно, во сне счастье бывает неполным. Слава только пригрелся, и ему почудилось, что он зарылся в Мишкину шубу, окунулся, можно сказать, в тепло, а в это время резкий такой голос:
- Слава, ты что это спать надумал? А ну, поднимайся!
Перед ним стояла Ася Сергеевна. Не дала она Славе досмотреть такой чудесный сон. Разбила все, расплескала, испортила. А потом еще с подковыркой такой спросила:
- Ты что, сон видел?
- Ну, видел.
- Москву?
- Нет, Берлин.
- Интересно.
- А что - интересно? В Берлине мой Мишка.
- Ах, Мишка, Мишенька!
- Да, Мишенька. И я его видел. И шерсть у него мягонькая и пахучая.
- А хочешь, пойдем к твоему Мишеньке?
- Вы?!
- Я!
- Сейчас?
- Скоро.
Слава вскочил с кресла и бросился к Асе Сергеевне так, что чуть было не сбил ее с ног. При этом он только сказал:
- Ах!
А про себя подумал: «Какой я плохой! Все время считал ее и такой, и сякой, будто она ко мне придирается. А она сейчас вот, как только мы разнесем по комнатам наши чемоданы и поедим, возьмет меня за руку, переведет через эту широкую улицу, что там за окном, и сразу же мы увидим большую такую неоновую вывеску:
"БЕРЛИНСКИЙ ЗООПАРК"Слава был уверен, что зоопарк где-то совсем близко, что над ним обязательно неоновая вывеска и что Мишка будет страшно рад его приходу.
ОБЕДОбедали туристы в ресторане.
Столик, за которым сидела Ася Сергеевна, был близко от Славы. Сначала она ела медленно, и Слава решил, что, может быть, она уже передумала вести его в зоопарк. Но вот подали второе, и она стала так быстро орудовать вилкой и ножом, что у Славы замелькало в глазах, как в кино, когда сидишь в первом ряду на самых дешевых местах. Никто так быстро не ел, как Ася Сергеевна. При этом она как-то по-особенному складывала трубочкой губы и отставляла мизинчик на руке. Вот только что тарелка была полная, и вот она уже пустая. А другие туристы, которым подали одновременно с ней, только начинали есть.
Слава запихал котлету в рот и залпом выпил компот. По всей дороге из ресторана двери перед Славой только успевали открываться и захлопываться: хлоп-хлоп, хлоп-хлоп!
Подбежал к своему номеру и по привычке ткнулся в дверь - чуть голову не расшиб. А эта дверь сама не раскрывается. Ее ключом отпереть надо. А ключ где? Где? Вспомнил: внизу у портье, или, если не по-французски, а по-нашему, у дежурного администратора. Слава - вниз. Хотел через восемь ступенек, как в школе на большой переменке. Но перед ним официант важно так спускался с подносом в руках. Поднос на всю ширину лестницы. Слава, конечно, мог под подносом прошмыгнуть, но вспомнил: нельзя. Дома надо держать себя прилично, а за границей тем более.