Очерки «На Чукотке» и «Мышиный дом» написаны Ю. М. Смириным, остальные — В. М. Смириным.
Глава первая
О зарисовках животных
С детства изображение животных было моим любимым занятием. Книги о животных, иллюстрированные художниками-анималистами, всегда меня привлекали. Эти книги еще в дошкольном возрасте дали мне возможность познакомиться с работами В. А. Ватагина, А. Н. Комарова, Д. В. Горлова, Г. Е. Никольского. Конечно, любил я и старые издания «Жизни животных» А. Брэма, иллюстрированные Р. Кречмером, Г. Мютцелем, Ф. Шпехтом, В. Кунертом. Несколько позже, уже в школьные годы, познакомился я с книгами Э. Сетона-Томпсона и А. Н. Формозова, где лаконичные рисунки на полях были для меня целым миром.
Сам я начал рисовать с копирования из книг. За этим занятием проводил по многу часов. В возрасте одиннадцати лет впервые стал рисовать в зоопарке. Тогда же я стал заниматься рисунком в изостудии Ташкентского дворца пионеров. Мои занятия там продолжались недолго — наш руководитель заболел и вскоре умер. Об этом своем первом учителе мне хочется вспомнить. Это был Борис Владимирович Пестинский, человек замечательный. Сейчас я понимаю, что именно такие люди должны работать с детьми. Я его знал как руководителя изостудии. Значительно позже, став зоологом, я узнал, что он был автором научных работ по ядовитым змеям, до сих пор не утративших свою ценность. Один раз мы с ним ходили рисовать животных в зоопарк. Я был поражен его набросками и до сих пор помню рассказ Бориса Владимировича о том, как определить возраст черепахи. Больше всего меня восхитило, как он по памяти изобразил спинной и брюшной щиты ее панциря. Вообще он нам очень много рассказывал, и его рассказы касались и изобразительного искусства, и биологии, и истории. А время было военное, голодное. Может быть, именно поэтому впечатления от этих занятий особенно яркие.
В те же годы, стоя как-то в очереди за хлебом, я лепил голову обезьяны из комка глины, которую наковырял на улице. Один человек из очереди обратил внимание на мою работу, и мы разговорились. Я вдруг увидел, что он тоже лепит. В руках у него был человеческий череп, одна половина которого была облеплена зеленоватым пластилином и представляла портрет красивого мужчины с длинными волосами. Несколько позже я узнал, что встретился с М. М. Герасимовым, замечательным художником, ученым-антропологом, автором метода реконструкции человеческого лица по черепу. Конечно, невозможно здесь рассказать обо всех подобных встречах, но очень уж первые из них врезались в память. Вернувшись в 1943 году в Москву, я поступил в художественную школу, а после окончания учился на биологическом факультете (тогда он был биолого-почвенным) Московского университета.
В отношении встреч с интересными людьми мне очень повезло. Главным своим учителем из числа художников я считаю Василия Алексеевича Ватагина, с которым я регулярно встречался на протяжении 18 лет, работая у него в мастерской. А начал я учиться у В. А. Ватагина еще до того, как познакомился с ним лично. В. А. Ватагин научил меня работать в скульптуре с твердым материалом (дерево, кость), что оказало большое влияние и на мои рисунки. В университете моими учителями были замечательные зоологи В. Г. Гептнер, Н. П. Наумов, Г. П. Дементьев и конечно же А. Н. Формозов. Большинство художников-анималистов изображает животных, а Александр Николаевич рисовал жизнь. Это были зарисовки и самих животных, и следов их жизнедеятельности, и растений. Помню листы, на которых тщательно были нарисованы 88 полевок, задавленных и сложенных в дупло воробьиным сычиком. Формозову нужно было не пересчитать их, а нарисовать портрет каждой. В этом проявилась главная особенность его взглядов на живую природу: для него единичный факт всегда много значил сам по себе, а не был только единицей в статистических выкладках. Длительные и многократные наблюдения нужны не только для статистики, а и для того, чтобы не пропустить тот единственный из многих факт, который позволит исследователю понять сущность явления. Для этого как нельзя больше подходят зарисовки животных, причем не единичные и случайные, а длительные и систематические.
Много сейчас говорят и спорят о том, что же дает больше в качестве книжной иллюстрации — рисунок или фотография. В последние годы появилось множество прекрасных фотографий животных и кинофильмов о них. Большого совершенства достигла техника съемки, есть много мастеров и энтузиастов съемки животных в природе. Но что характерно: книг, подобных книгам А. Н. Формозова или Э. Сетона-Томпсона, нет. Можно сказать, что никто не пишет, как они. Думаю, дело не только в этом. Никогда у фотографии не получается такой органической связи с текстом, как у авторских рисунков. Поэтому фотографии, как правило, смотрятся отдельно от текста. Да и редко удается сделать снимок в тот самый момент, о котором идет речь в тексте. А нарисовать можно именно тот случай, о котором пишешь.